Конан и Слуга Золота | страница 2
Хаттаф уже понял, что это — особый дар его начальника: необычайная удачливость во всяких играх. Не иначе, как сам Бэл направляет его руку со стаканчиком костей! Низкорослому и пузатому унбаши так везло, что это воистину стало притчей во языцех не только в гарнизоне, но и в городе. И Резвану становилось всё труднее найти идиота, согласившегося бы сразиться с таким непобедимым противником в игре на деньги.
Потому что никто из знавших Резвана достаточно долго, не верил, что можно честным путём обыграть — либо нечистого на руку, но чрезвычайно ловкого кидалу… Либо и впрямь, продавшего душу покровителю всех воров и игроков, человека.
Только новобранец, или иностранец мог, не ведая о тайном даре кривозубого и самовлюблённого чревоугодника, ввязаться с ним в игру на наличные… А уж ведая, как добрая половина города — только дурачок!
Вот и сам Хаттаф в этом смысле не стал исключением.
Около недели назад, получив первое же жалование, и отмечая это событие в прокопчённом и насквозь провонявшем дешёвым кислым вином и горелым маслом и потом, огромном зале постоялого двора «Райский сад», он почему-то решил, что амулет матери — простая глиняная свистулька на шёлковом шнуре, которую он носил на груди под кольчугой и рубахой — поможет ему победить грозу притонов и кабаков Ферхема.
Нет, больше так пить нельзя. Явно мозги молодого сардара были не совсем в порядке, раз он ввязался в это дело. Но ведь в начале, вроде, всё шло как надо: выигрыши, проигрыши чередовались, и он то терял, то отыгрывался. Потом…
Потом ему явно попёрло! А тут ещё крики и подначки, которыми подбадривали его эти предатели-болельщики: свои же сардары, и совершенно, вроде бы, посторонние люди. Можно было подумать, (когда, правда, думать стало поздновато!) что все эти сволочи подкуплены хитрецом Резваном — только для того, чтобы раззадорить наивного и полупьяного новичка ещё сильнее.
Но ведь гнусный план сработал: он сам — сам! — предложил поднять ставки, чуя, что ухватил, наконец, удачу за хвост!
Ну да, ухватил, как же! Только явно не за хвост, а за другое место…
Он опять раздражённо сплюнул, и перенёс вес тела на другую ногу, перехватив поудобней тяжёлую секиру, на которую опирался руками и подбородком. Конечно, теперь-то он понимал, что унбаши просто играл с ним, как кошка с глупенькой птичкой, чтобы покрепче втянуть в игру. Чтобы уже нельзя было остановиться в тщетных и смешных для окружающих попытках отыграться. А его враги-болельщики вокруг вовсе не подкуплены, а просто такие же несчастные, как и он — то есть, уже когда-то проигравшие коварному десятнику: кто — жалование за год вперёд, а кто — и за пять… А особо глупые, и старающиеся «поддержать» его особенно сильно — и пожизненно. Ведь хорошо известно: ничто так не утешает несчастного, как несчастье другого!