С тех пор я возвращался множество раз, иногда меня влекла к себе мать, иногда - отец, а иногда - толпа каких-то неведомых, словно тени, существ, одетых в карнавальные маски; бывало, я оказывался вовсе не в том городе, где жил когда-то, но в необыкновенно прекрасном месте с огромными площадями, остроконечными порфирными зданиями и белоснежными кораблями, застывшими у одетых в мрамор набережных. Но всякий раз, кто бы ни были мои провожатые, похитители или спутники, сон кончался тем, что я иду один по узкой ночной улице, на которой освещено только одно окно, а затем внезапно загорается день, я стою в нашей старой кухне и слышу, как тот самый молодой человек непринужденно говорит: "И все ради этого?" - и тут я просыпаюсь у себя в комнате, бормочу что-то невнятное и в темноте ищу выключатель. Когда я сажусь на кровати, то никогда не помню, что бормотал во сне, зато я точно знаю, из-за чего все произошло. Все произошло из-за крота. В свое время, когда слышался шорох под полом, мать хорошо знала, что это крот, и не прислушивалась. Точно так же, услыхав теперь еле слышный шепот, тише, чем осыпающийся песок, чем падающий снег, и я отлично знаю, чей это шепот и что она хотела сказать мне.
Она действительно была настоящим, стойким воином. Она сражалась до последнего вздоха. Она была абсолютно права во всем. Я ее так понимаю. И все же, когда среди ночи я включаю над головой свет, то делаю это только затем, чтобы прогнать ее, выселить, выдворить из моей кухни, и часто я засыпаю опять при ярком свете, чтобы только не слышать больше в темноте ее шепот.
