Давид миновал этот проход между внешним миром и его домом, и ступил в мягко освещённый зал, огромный и поражающий своей красотой сознание.
Этот зал стоял на большом оледеневшем озере, а под его коркой льда таилась целая симфония красок. Зелёный, нежно-лиловый, жёлтый – они играли своими оттенками, таинственно посматривая на проходящего сверху Давида.
Давид тоже преобразился. Теперь он был одет в ярко-синюю рубашку и в того же цвета брюки, опоясанные тонким серебряным металлом. На рукавах белым огнём горели запонки в виде туманных сгустков энергии. А левое ухо было проколото двумя платиновыми пластинами. Его глаза горели синим светом, а лицо стало белее.
«Забери меня, пожалуйста!» – неожиданно услышал Давид и обеспокоенно осмотрелся, чуть сбавляя ход. Никого не оказалось рядом. Но он же слышал! Своими собственными ушами! Необъяснимо как, но он почувствовал её присутствие. И тревога, тяжёлая и безжалостная, стала душить его, отнимая у него сознание.
– Аз, ты где? – закинув голову, громко закричал Давид, ища своего друга. Вокруг всё кружилось. Ему становилось плохо и уверенность, что он сможет дойти до лазарета, таяла с каждым ударом сердца.
– Азазаль! Чёрт побери! Мне нужна твоя помощь! – в его глазах стало темнеть, и Давид грузно принялся лететь вниз с высоты своего двухметрового роста. Сил у него почти не осталось. Остаток последних был израсходован на переход.
Давид готов был уже принять удар родной земли на себя, как его решительно остановил высокий рыжеволосый мужчина с широким уверенным лицом и такими же как и у Давида глазами. Азазаль надёжно обхватил его своими руками, и, придерживая, аккуратно поставил обратно на ноги.
– Ну, тебя и угораздило, брат! Что стряслось? Откуда эти раны? – взволнованно произнёс Азазаль, сохраняя при этом врождённую иронию в своём голосе.
– Это был дождь, – с трудом приоткрыл глаза Давид: – Не поверишь! Я спасал людей.
– Ладно, брат, хватит шутить! Спасал себя – вот это больше подойдёт тебе. Может тебя и прозвали Давидом во внешнем мире, но здесь ты – ледяной Борей. Хотя…вот сейчас ты как раз Давид, хрупкий и хилый! Да кто вообще тебе дал это имя! – сознательно провоцировал его Азазаль, чтобы не дать Давиду заснуть. Ему нужно было успеть дотащить его до лазарета.
– Это не просто имя, – попытался возразить Давид, и он, умирая, широко открыл свои тускнеющие глаза: – Это Дайлина…это Дайлина придумала.
– Вот это нет! – быстро запротестовал Азазаль, видя, что Давид уже одной ногой в нави находится: – Вот к ней тебе точно пока не надо! Ты меня понял!
