— Нет у меня денег. И гитары тоже нет, — пробубнел я, не отрываясь от созерцания. Она проследила за моим жадным взглядом и самодовольно усмехнулась: «Лишние дырки прожжешь, мальчик!» Я с трудом оторвался. Она повернулась, булавки, густо нацепленные на ее дешевые берцы и штаны звякнули как призыв, и я вздрогнул. Не могу! Сколько я еще продержусь без девушки? Эх, Светка, ну почему ты меня не хочешь? Зато Ведьма, похоже… Да ну, хоть бы и так, да только где? У нее? Навряд ли. В парке — сдохнешь. В подъезде — не захочет. Тьфу, я еще даже имени ее не знаю, а уже «под юбку» ей мысленно залез. Планы строю! Но ведь гиперсексуальности не прикажешь! И она такая округлая, плавная, смачная. У–у–у, это невыносимо! Зачем меня так дразнить впустую — ведь наверх поднимается, будто танцует! Блин, да нет, походочка у нее нормальная, неферская, раздолбанная, будто мешок цемента тащит. Но для меня танцует. Голая. На столе. Ерш твою медь! Хватит глядеть на ее «мадам Сижу», или сдохну. Я забежал вперед, заглянул ей в лицо:
— Ведьма, мы куда идем?
— Ну, для начала в подъезд, поссать.
— А потом? — вот и сердце сжалось — «а потом», волшебные слова, с запахом новой истории!
— Потом за гитарой к одной девчонке, если она дома.
И усмехнулась, так сладко, и так… нет, не пошло, а как–то… загадочно, что ли? Нет, это дешевые бабские трюки, на которые я все еще попадаюсь по молодости и неопытности. Или может… она правда ведьма? Да нет, быть не может, просто красивый ник, да и только! Торба у нее «КиШ». Ладно, спрошу.
В подъезде пока она торчала этажом выше я спросил, как можно небрежнее:
— Ведьма, слышь?
— А-и?
— Тя как зовут–то, на самом деле?
— Яна, — и кажется, снова усмехнулась. Спустилась вниз, блеснув в полумраке глазами. Подошла так близко, что мне стало страшно — а вдруг поцелует?! Чего я испугался, не понять, и чтобы это скрыть, поспешно закурил, протянул ей:
— Хочешь?
Голос сдал от волнения. Она помотала головой:
— Бросила!
— Вот это молодец.
— Ага, молодец, пять лет бросала. Сколько курила, столько и бросала.
— Ого, ни фига! — я почти восхитился, это того стоит.
— Мы к кому идем, может, я знаю? — надо же что–то сказать, а внутри все так предательски дрожит, как будто я еще никогда с девушкой по улице–то не шел, а не то что …
— Может, и знаешь. Логика, Ульянка. Маленькая такая, 14 лет. Нет?
Я подумал, помотал головой. Но, вроде, че–то знакомое. А впрочем — нет.
Три звонка — коммуналка.
— Здрасте, а Ульяна дома? — самым вежливым тоном, какой можно изобразить ее простуженным голосом «дрянной девчонки». Хрупкая женщина с хвостиком, видно, мама, сообщила нам, жалуясь:
