— Знаешь, какой ты у меня? — спрашивала она.
Я не знал. Я думал, что второй. Ну третий.
— Семьдесят пятый, — говорила она.
Звали эту сучку Олей. Она работала официанткой на сухогрузе.
Я посчитал: это был как раз экипаж трёх сухогрузов.
Иногда она мне говорила как бы в утешение:
— Надо было сразу с капитаном переспать. Тогда бы уж никто не приставал.
Меня это почему–то мало утешало.
…Итак, я звоню бабушке.
— Бабушка, — говорю я. — Ну бабушка же…
Только–только наступила весна. Пригревало солнышко. Бежали ручейки… Как, должно быть, грустно умирать весной, бабушка?
— А здесь зима, — отвечает бабушка. — Мне так холодно.
Но почему, бабушка, почему? Ведь ты была такая ласковая, такая добрая… тебя все так любили. Почему же тебе холодно?
Оказывается, моя милая бабушка в молодые годы служила в ГПУ, пулемётчицей. А я и не знал.
Ночью во дворе заводили машину, чтобы шум двигателя заглушал выстрелы. А к бабушке заводили врагов революции. У революции оказалось множество врагов. Сначала это были князья да графья, потом белогвардейцы, затем меньшевики, следом кулаки, а уж за кулаками к бабушке повалило столько всякого народа, что стало непонятно, кто есть кто. Впрочем, перед бабушкиным пулемётом все были равны. За время бабушкиной службы у неё трижды менялось начальство. Она же их всех и расстреливала.
Бабушка, бабушка, милая моя бабушка. Ты катала меня в колясочке, брала на ручки. Вязала мне штанишки. Гуляла со мной. Когда я пошёл в школу, ты часто приходила к нам на пионерские линейки. Рассказывала о своей комсомольской юности. Повязывала красные галстуки.
— Марья Петровна, — спрашивали тебя юные ленинцы, — а как вёл себя перед смертью товарищ маршал Блюхер?
— Мужественно, ребята. Как настоящий коммунист!
Потом ты вставала и громко говорила:
— Юные пионеры! К борьбе за дело великого Ленина будьте готовы!
И мы все хором отвечали:
— Всегда готовы!
Вот так. Всю жизнь я был готов.
Мне говорили:
— Ты готов?
Я отвечал:
— Всегда готов!
Молодец, говорили мне, вот тебе за это путёвочка; вот тебе за это повышение; вот тебе за это много–много того, чего нет у других. У тех, кто не готов.
Оказывается, за это можно было иметь всё. Или почти всё.
Бабушка, я тоже расстреливал людей.
Теперь я живу в пункте А. Иногда хожу в пункт Б. Или езжу в пункт В.
Но всегда возвращаюсь в свой пункт А.
К своим цветочкам в саду.
А где–то в стороне катится большой мир с его большими проблемами.
Пусть катится…
Что останется после меня? Цветы — весной. Кукушка — в горах. И листья клёна — осенью.
