Отлили гипсовый слепок со следа обуви возможного взломщика. Это был след подошвы кедов малого, детского размера — таких отпечатков, ясных на влажном от ночной сырости песке, вокруг киоска было множество.
Орешин тут же припомнил похожий, в елочку, след кедов Леньки Дятлова в пикете, но искать там сейчас что-нибудь для сравнения со слепком было поздно: столько дней прошло, да и находящийся обычно в пикете сторож всякий раз к утру разметает песок внутри и снаружи. Но подозрение крепло, ведь, кажется, дружинник Колесов именно возле обворованного киоска в тот субботний вечер задержал Леньку.
Забрав с собой гипсовый слепок, Орешин с Мухачевым на дежурной машине поехали к Дятлову — его адрес был записан у Николая в блокноте.
Ленькину мать, миловидную женщину лет тридцати пяти, ранний визит милиции перепугал до смерти — голубые глаза ее будто даже посерели, похолодели, когда спросили про Леньку. Она стала уверять, что сын у нее постоянно на глазах, надолго никуда не отлучается из дома, в последнее время особенно, даже ночевать с товарищами на сеновале перестал, лишь вчера попросился к ним, но скоро вернулся домой, сказав, что разругался с мальчишками и будет спать дома. Еще не разбудив Леньку, они попросили принести его кеды и сличили подошвы со слепком — не совпал только размер, а сам рисунок был точь-в-точь.
Мухачев цепко ухватился за предположение Орешина насчет Леньки и его товарищей, шепнул Николаю, пока Ленька одевался в своей комнате:
— На стреме, видно, стоял, где-нибудь поодаль. Следов там много, надо было получше присмотреться, выделить разные и запечатлеть. Промашка получилась! И другое: ты заметил, как он переменился в лице, когда нас увидел? Не ожидал, голубчик, что мы так скоренько заявимся!
— Ну приедь и ко мне в такую рань милиция, я тоже бы переменился в лице, хоть ни сном ни духом… — сказал Орешин, сильно надеясь, что Дятлов все же к краже киоска не причастен.
Ленькина мать, между тем, продолжала страстно защищать сына: он у нее рос без отца, не балованный, хоть и бывает вспыльчивым, замкнутый, но честный, чужого никогда на улице не поднимет. Свою защиту она адресовала непосредственно Мухачеву, называя его Григорием Васильевичем. Тут же сообщила, что неожиданно нашелся ее паспорт, украденный в хлебном магазине, — кто-то подкинул прямо во двор, завернув в газету.
Мухачев с недоумением посмотрел на Орешина.
В те минуты, пока Ленька собирался, он успокоился, видать, осмелел.
