Как и у любого другого государства, у Австрии есть своя история; многие замалчивают ее, находя неудобным злословить.
Первоначально в Австрии была только флора, фауна и Габсбургская династия. Флора была подержанная, уступленная Германией, что же касается фауны, то краеугольный камень ее положил Ной, уступив Габсбургской династии семь пар нечистых, эвакуированных из его ковчега, уступленного значительно позже Турции в качестве легкого крейсера германской службы.
Получив в свои руки флору и фауну, Габсбургская династия стала заботиться об увеличении государства за счет соседних народов, скупая бракованные территории, использованные народы и требуя их в виде жалования за домашние услуги. Обычно большое европейское государство, отчаявшись использовать какой-нибудь упрямый город или местечко из контрабандистов, издавало приказ:
– Отнеси на кухню – Австрия съест.
Персидский принц, обидевшийся на улицу, где ему не отдали знаков почтения, марокканский султан, желавший выселить неудобный для застройки оазис, лопари, покинувшие деревушку на берегу Северного моря – все были облегчаемы Австрией от ненужных территорий. Австрия действовала легко и нежно; мало-помалу создавалась целая монархия из королевств со своими правительствами. Из-за этого происходила масса недоразумений; если одному из Габсбургов хотелось вызвать королей подчиненных земель, для них приходилось выстраивать особые казармы. Потом Габсбурги объявили себя самодержавными; многих это огорчило, но многие искренно смеялись. С этого момента началось объединение Австрии; немцы говорили, что надо повесить славян; славяне охотно соглашались на такую же меру по отношению к мадъярам, которые приветствовали этот взгляд, полагая, что должны быть повешены и чехи. Так дружбой и верностью объединенных народов создался крепкий венский престол.
Франц-Иосиф, который родился уже престарелым, не любил вмешиваться в австрийские дела и внутреннюю политику предоставил случаю и державам тройственного согласия.
– Эти разберут.
– Да ведь они далеко, – возражали приближенные.
– А прийти не могут, что ли? – обижался Франц-Иосиф.
Эта надежда никогда не оставляет престарелого монарха.
