Свердлов подчеркивал в своем разговоре по прямому проводу, что никому другому, кроме него, Свердлова, обо всем этом неизвестно, и что он в таком же порядке передает приказание “СВЫШЕ” — ему, Юровскому, для исполнения. Юровский, по-видимому, не решается сразу привести в исполнение этот приказ, но на следующий день он вызывает к аппарату Свердлова и высказывает свое мнение о необходимости убийства лишь ГЛАВЫ СЕМЬИ — последнюю же он предлагал эвакуировать. Свердлов снова категорически подтверждает приказание убить ВСЮ семью, выполнение этого приказа ставит под личную ответственность Юровского».
Дата была определена 17 июля. Бригаду палачей возглавил Юровский. В нее вошли 12 человек: Ермаков, Никулин, двое Медведевых, Свикке со своими латышами. Двое из них отказались стрелять в девушек, их арестовали и самих расстреляли, заменили другими. В доме Ипатьева собрались вечером назначенного дня. Прибыли Голощекин, Белобородов, неизвестный посланец из Москвы. Подогнали машину, шум мотора должен был заглушить выстрелы. Около двух часов ночи узников стали будить, потребовали сойти в подвальный этаж — объяснили, что в городе неспокойно. 11 человек проснулись, умывались, одевались. Спустились вниз. Царь, императрица Александра Федоровна, Алексей (отец нес его на руках), царевны Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия, врач Боткин, повар Харитонов, лакей Трупп и комнатная девушка царицы Демидова. Царица попросила принести стулья — принесли только два, для нее и царевича.
Юровский попросил всех пройти к восточной стене (смерть должна была прийти с запада на восток, направление антихриста). По профессии он был фотографом, деловито расставлял жертвы, словно для фотографии. После этого вошли убийцы. Юровский зачитал приговор. Царь попытался переспросить: «Как, я не понял?» Есть и другие версии — «так нас никуда не повезут?» Юровский выстрелил в него, и сразу началась бешеная пальба. Комнату заволокло дымом, летела крошка известки, пули рикошетили, грозя задеть «своих». Юровский дал команду прекратить огонь.
Многие были еще живыми. Охранник Стрекотин вспоминал: «…Наследник все еще сидел на стуле. Он почему-то долго не упадал со стула и оставался еще живым. Впритруть начали стрелять ему в голову и в грудь, наконец и он свалился со стула… Второй на носилки стали ложить одну из дочерей царя, но она оказалась живой, закричала и закрыла лицо рукой. Кроме того, живыми оказались еще одна из дочерей и та особа, дама, которая находилась при царской семье… тогда тов. Ермаков, видя, что я держу в руках винтовку со штыком, предложил мне докончить оставшихся в живых. Я отказался, тогда он взял винтовку и начал их доканчивать. Это был самый ужасный момент их смерти. Они долго не умирали, кричали, стонали, передергивались. В особенности тяжело умирала та особа, дама. Ермаков ей всю грудь исколол…»
