— Замятин, — представляется он. — Женя. Да, как «Мы». Нет, тот давно умер. Да, читал. Хорошая книга, только очень уж у них с Оруэллом много последователей.
Он всегда первый доходит до места стоянки, ставит палатки, разводит костер, достает из ниоткуда гитару и весь вечер поет походные песни, которых так много среди классики русского рока. Утром он первый на ногах и успевает разведать с воздуха маршрут на день–два вперед.
Все, кто может похвастаться, что беседовал с ним, знают, что он умеет летать, останавливать время и перемещать предметы. Никто не удивляется, сходив с ним в один поход, а потом услышав, что он в это время был в другом. Напротив, все больше людей следуют его примеру: он любит доказывать, что все, что он умеет, совсем просто, и в каждом походе кого–нибудь да обучит использовать резервы мозга.
Иногда он немного скучает по деспоту Степе, заводному Косте или мудрой Галине Александровне. Возвращаться к ним в ближайшие три–четыре года он не собирается, потому что знает, что и они выбрали такой же срок для жизни, свободной от старых знакомых. Поэтому, когда ему грустно, он пишет песни о людях, которые умеют летать, о тех, кто может путешествовать во времени, о дружбе, о героическом труде сотен и сотен учителей. Эти песни потом расходятся по стране, оседая в спортивных лагерях и даже в Интернете. Женя знает об этом, хотя в Сеть не заходил уже год, и ничего не имеет против. Только на сцене выступать — и туда зовут! — отказывается: «Не мое это».
Ах, да, еще Женя обзавелся окладистой бородой. Не то от лени, не то для имиджа.
Галина Александровна свою «вторую жизнь» посвятила, в сущности, тому же, чему и первую — обучению детей. Только теперь она пользовалась приемами, неэтичными для обычной школы, и дело шло куда продуктивнее. Она набирала классы из школьников, которые понимали и хотели понимать то, чему она могла их научить, а не просто просиживали уроки, отхватывая натянутые годовые тройки или даже необходимые для медали пятерки.
Она преподавала семь дней в неделю, много часов в сутки: два раза по часу с одними, три раза по два часа с другими, ну и так далее. Все эти часы, понятно, были условностью, потому что время растягивалось в любых пропорциях, а у учеников занятия и вовсе зачастую не отнимали ни минуты.
Галина Александровна учила детей всему, чему могла: физике, математике, хитрым задачкам по программированию. Недели через три после начала занятий она осторожно начинала разговор на тему практического применения получаемых знаний. В ответ ей неслось, понятно, что–то про перспективы выпускников технических вузов. Она все это выслушивала, соглашалась и сообщала, что польза математики заключается уже в том, что она держит мозг в тонусе, а из привыкшего к нагрузкам мозга можно извлечь пользу в любой момент. После этого в программу уроков добавлялось то, чему в школе пока что не учат: передача друг другу мыслей и музыки, махинации со временем, доступ к Интернету безо всяких приборов…
