Боги от науки | страница 19



— Мораль? — хмыкнул Костя. — Степа, первооткрыватель наш, вообще считает, что морали здесь нет, коль скоро никто больше не вовлечен. А в Бога вы, как физик, вряд ли верите… Извините, пожалуйста, не то сказал.

— Вопрос, конечно, хороший, — задумалась Галина Александровна. — Но никаким боком не физический. Скажите, Костя, а какие у этого дела границы, ну, кроме морали?

— Знать бы самому… — Костя начал мысленно перечислять, что он уже пробовал и что можно было бы испытать. — Надо бы поэкспериментировать.

— Надо бы. Слушайте, это все просто уму непостижимо. То есть, и миры творить можно?

— Не знаю, Галина Александровна, честно не знаю, — признался Костя. — Максимум — это я открыл Интернет и создал там игру. А с мирами надо бы попробовать.

Физичка случайно взглянула на часы:

— Ну что, еще одна «перемотка»?

— Давайте, — согласился Костя. — Только не перенапрягайтесь на этот раз.

— Боюсь, не утерплю.

Вспышка в мозгу. И снова:

— …можете быть свободны.

— Третий закон Ньютона…

Костя встряхнул головой, выходя из порочного круга, и покинул класс, думая о том, делиться ли пережитым с друзьями. В общем–то, следовало, но страшно не хотелось.

Часть 3. Рефлексивная

Глава 1

Степа сидел и страдал над новой книгой. Это был нормальный процесс: он поклялся себе и другим, что больше не будет ни с кого ничего списывать, и теперь честно пытался сдержать обещание. Но вот засада: если и выдумывался персонаж, не похожий на его окружение, или события, или чувства, или второстепенные герои оказывались с кого–то списаны. А не писать Степа не мог.

Вдобавок бедному гению не давала покоя книга про Костю. Она была издана в каком–то издательстве — не то чтобы престижном, но и не таким заштатным, как те, которые по Самиздату бродят, — немножко продавалась и… и все. Собственное отражение к данному шедевру Степа понять толком не мог. С одной стороны, он понимал, что лучше еще ничего не писал, с другой — уже ненавидел себя за неуклюжесть повествования. И никак не определялся, хотел ли он прославиться или же боялся, что кто–то из знакомых увидит книгу.

А еще Степа очень страдал насчет взаимоотношений с героями книг. Нет, никаких ссор, никто никого не избегает, все болтают часами, все всем доверяют. Но где–то — в разговорах ли, в сознании ли у Степы — мелькает, что Степа здесь если не лишний, то самый незначительный, надоедливый, шумный. Вероятнее всего, конечно, это внутренний голос просыпался, но работать над собой Степа не умел.