Необходимые условия, призванные помочь детям, должны быть созданы прежде всего именно родителями, потому что на них как раз и направлены аффекты, чувства и грозные фантазии детей. Главное здесь следующее: окажутся детские страхи и опасения «доказанными» или они будут опровергнуты, то есть сумеют ли родители дать ребенку почувствовать, что мир, несмотря ни на что, все же «не перевернулся», что он стоит на месте. А это значит, ребенку следует внушить уверенность в том, что мама и папа остаются вполне досягаемыми, что он все еще любим и имеет право любить сам, и он должен увидеть надежность отношений с обоими родителями. Так он поймет, что даже в этих изменившихся обстоятельствах он все еще может рассчитывать на радость и удовлетворение. Очень важно, чтобы ребенок не стыдился говорить о своих печалях, и не только с родителями, но и с другими членами семьи или с близкими людьми, чтобы ему не запрещалось чувствовать и выражать свои чувства. Маленькие дети могут это делать в игре. Например, в игре с куклами можно изображать ситуации, похожие на его собственную: «Вот эта кукла будет у нас девочка Маша. Вот это — ее мама. А это — папа. Мама и папа развелись и Маша живет с мамой. С папой они по воскресеньям ходят на пруд и кормят там уток...» и т. д. В игре или в беседах ребенок имеет право порой «выходить из себя», и это очень важно не запрещать ему это делать. Таким образом, «проигрывая» тяжелые ситуации, он обнаруживает, что из-за его гнева ничего страшного не произошло, сам он цел и невредим, и его близкие тоже. Может быть, ребенка нужно просто «держать в руках», как это сделала мама Катарины. Наконец, надо постараться в это время как можно меньше отказывать ему в близости и в удовлетворении его регрессивных желаний, т. е. разрешить ему «впадать в детство» — снова контролировать мать, пачкаться, если ему того хочется, проявлять свои «эгоистические» потребности. Конечно, само устройство нашей жизни не всегда позволяет удовлетворять все эти желания детей, но там, где это необходимо, отказ должен затрагивать только удовлетворение желания, а не само желание, о чем мы уже говорили выше.
Вот еще один характерный пример. Одна мать жаловалась Фигдору, что ее девятилетний сын Лукас вскоре после развода перестал убирать свои вещи и ежедневно требовал новых игрушек или книжек с комиксами. «Он прекрасно знает, как мне нелегко и как нам надо экономить, чтобы вообще удержаться на плаву в этой жизни, — говорила мать. — Но ему это все равно! А вечером он как маленький требует, чтобы я сидела у его кровати и читала ему книжки. И если мне некогда, он сразу же раздражается и начинает меня ругать». Между матерью и сыном постоянно разыгрывались агрессивные сцены, в которых мать твердо стояла на своем, а мальчик реагировал на это криком и слезами. Было бы полбеды, если бы мать просто отказывала сыну в удовлетворении его желаний, но самое страшное заключалось в том, что она не могла простить ему самих его желаний. Это как если бы она требовала от девятилетнего мальчугана надеть смирительную рубашку, превратиться в добровольного аскета и при этом еще и выглядеть совершенно счастливым. Ей не хотелось знать, что сын своими «бессовестными требованиями» добивался лишь своего рода какой-то компенсации понесенным тяжелым потерям — потере отца. Но если бы мать в состоянии была понять, что именно происходит в ее ребенке, поставить себя, что называется, на его место, она наверняка сумела бы по-другому реагировать и по-другому говорить свое «нет». Она начинала бы отказ словами: «Я понимаю, как тебе этого хочется, но, к сожалению...». И она не только искала бы возможность отвлечь и утешить свое дитя, но и радовалась бы любой возможности исполнить желание ребенка, вместо того чтобы при каждом удобном случае упрекать его в эгоизме и отказывать ему даже там, где в этом не было объективной необходимости («Пусть не думает, что я стану плясать под его дудку!»).
