– Может, вы хотите перейти в иудаизм? Переехать в Израиль и пойти в армию?
– Ничего этого мне не нужно. Я буду сражаться здесь. Сам. За Европу без варваров. – Питер взял себя в руки и опять уселся на кушетку.
Тушканчик протер очки.
– Ну и в каком качестве вы пришли ко мне? Безумца? Или симулянта? Вы считаете, что вам нужна помощь? Лечение? Или вы просто любуетесь собой?
– Все самое прекрасное в мире сделано нарциссами. Самое интересное – шизоидами. Самое доброе – депрессивными. Невозможное – психопатами, – процитировал Питер заготовку.
– То есть вы считаете, что здоровые не вносят никакого вклада в историю? – уточнил доктор.
– Практически… История творится высшими людьми. Ubermensch.
– Понятно… А как конкретно вы собираетесь разбудить человечество? У вас есть план? Надеетесь на импровизацию?
– Это уже мое дело.
Именно в этот момент врач почувствовал скрытую угрозу в голосе пациента. Именно в этот момент он должен был насторожиться. Именно в этот момент должен был понять, что перед ним очень искренний и интенсивный мракобес. Но Тушканчика сбил с толку явный, до болезненности обнаженный нарциссизм сидящего перед ним молодого человека.
И это была самая большая врачебная ошибка за всю его долгую карьеру.
Лора решила навестить Барбару, что было для нее не так-то просто. Нужно было не только приготовиться к абсурду, который для матери был естественной средой обитания, но и делать вид, что это и есть «нормальный здравый смысл».
Барбара непривычно долго не открывала дверь. Лора тут же представила, как матери стало плохо, она не смогла дотянуться до телефона и лежит теперь распростертая и беспомощная на полу, не в силах даже подать голос. Ох уж эта новая растревоженная Глазом точка, ответственная за воображение! Теперь Лоре за каждым крошечным знаком виделся целый фейерверк возможных событий, причем, как правило, катастрофических.
Она волнуясь вдавила кнопку звонка еще раз, до упора, и забарабанила в дверь кулаками.
– Иду, иду, – послышалось из-за двери, и Барбара появилась на пороге, вся такая аккуратненькая, чистенькая, с ног до головы облаченная в собственное «миссони». Несвойственным было только выражение ее лица – вместо обычного упрека во взгляде и поджатых губ она казалась непривычно смущенной, с несвойственной ей растерянной улыбкой на лице.
– Я не помешала? – озаботилась Лора. – Ты не одна?
– Конечно, одна! Как ты могла подумать! Заходи.
Лора плюхнулась в кресло. Мать удалилась на кухню готовить свой фирменный чай. Отрыг немедленно вскочил Лоре на колени.
