— Тебе сегодня зададут несколько вопросов довольно странных — не обращай внимания, просто ответь, как думаешь. — Сказала ЕЕ вкратце и ушла.
День шестнадцатый. Ещё пару дней, и мне окончательно надоест здесь гнить. Этим глупцам должно быть выгодно, чтобы я не выражал свои эмоции и не перенасыщал свой глагол безудержным потоком мата. Я продолжал осматривать местность. Сверху были слышны крики, мне нечего было делать, и я решил посмотреть — может, хоть чего смешного увижу.
Парень в комнате действовал странно: и хотел, чтобы всё это побыстрее закончилось, и в тоже время не поддавался на укол. Видимо умственно отсталый. Интересно, зачем он им? Я понял, в чём дело, подошёл к врачугам, и сказал им остановиться. Они послушно опустили руки, глядя на меня. А затем отдали ему шприц, и он укололся.
— Скажи, у тебя не было последнее время странных снов, видений, или чересчур высокой активности нервной системы? — спросил зам начальника Александр Петрович в компании с двумя сорокалетними мужчинами в халатах.
— Нет. Только небольшие проблемы со сном… — сказал я почти не думая. Скажи им что «что–то есть», не отстанут. Скажи лаконично «нет» — ответом не удовлетворятся. Так что надобно солгать, сделав какую–то незначительную фразу, которая, всё–таки обратит некоторое внимание, отвлекая его от главного подозрения.
— Ладно. — Он сделал какие–то пометки у себя в блокноте, и пошёл с коллегами дальше.
— Сколько осталось? — спросил я.
— Около пяти дней.
Собственно, что бы он ни ответил, я ему не поверил бы. Сказал лишь, чтобы показать, что меня это заботит.
Забавно, почему я раньше не задумывался? Так много страданий, кажется, бессмысленных исканий. И ради чего? Забавно если ответ на мой самый главный вопрос так подкручен. «Мы приходим сюда ради того, чтобы узнать, чего мы действительно хотим». Именно поэтому у меня всегда так худо было с желаниями. Каждый видит правду в своих желаниях, даже если они пересекают чьи–то другие. Мои же, по своей сути, в принципе, никому и ничему в этом мире не мешают. Тем не менее, некоторые религии учат тому, что их надо реализовать, руководствуясь здравым или не очень здравым смыслом, какие–то — что от них вообще нужно отказаться. Так кто же прав? Есть более старые и более молодые религии. В какую обратиться, чтобы ответить на вопрос? И имеет ли она вообще значение?
И вообще папа учил меня с детства о разности людских характеров, их желаний и отношений. О неоднозначности всего в окружающем мире и о том, что всё относительно. Помню, как я ещё в детстве ответил ему: «Не знаю, есть люди, на которых я уже сейчас могу поставить крест».
