Однажды, когда я драл сорняки на заднем дворе между огуречными грядками, ко мне подошёл Лаврентий, молча положил руку на плечо и кивнул в сторону дома. Я видел несколько раз, как хозяин входил и выходил через заднюю покосившуюся дверь в подсобное помещение своего особняка, а потом в какой-то момент заместо этой двери появилась новая, прочная и солидная. Вот к этой двери Лаврентий и подвёл меня, открыл её и пропустил вперёд.
Внутри пахло краской и сосновыми досками. Ярко горел свет, бросая блики на свежеокрашенные в лазурный цвет стены, посредине небольшой комнаты стояли недавно сколоченные деревянный стол и табуретка, а всю дальнюю стену занимала аккуратно застеленная антикварная железная койка. У правой стены стоял небольшой отреставрированный комод, а по левой стене закреплены в несколько рядов фанерные полки.
— Теперь ты будешь здесь жить, Прохор. Видишь, я тоже кое-что сделал для тебя, — Лаврентий широко улыбался и смотрел на меня горящим взглядом.
Я не знал, куда себя девать. Бомж во мне тыркался на пороге, боясь сделать шаг вперёд, пока хозяин дома слегка не подтолкнул его вперёд. Бывший бездомный спустился на пару ступенек, ведущих в комнату от входной двери, на ватных ногах прошёлся до дальней стены, зачем-то потрогал дрожащей рукой дужку кровати, подошёл к столу и провёл рукой по свежей древесине.
— Нужно ли что-нибудь ещё тебе для счастья, Прохор? — спросил Лаврентий. — У тебя есть жильё, работа, еда и друг.
— Нет… наверное, нет… — мой голос в ответ был скомканным и нерешительным, как бы боявшимся своего ответа.
— Тогда живи! Хочешь ли ты остаться здесь? Остаться навсегда? Не будет больше теплотрасс и помоек, склонённой головы на паперти и бесконечного пересчитывания мелочи перед магазином. Оставайся!
— Не знаю. Это всё так неожиданно… мне надо подумать… Наверное, да. Я готов остаться!
Я уже давно начал жить в другой реальности. Даже ночуя в подвале после работы у Лаврентия, я там не находился. Выходя за ворота особняка, я погружался в туман, и туман этот рассеивался только тогда, когда я снова возвращался утром к тем же воротам. Бомж жил только внутри этой благоухающей зоны, огороженной кирпичным забором с железными решётками. Всё остальное у него проходило, как во сне. Я напрочь забыл о своих деньгах, надёжно запертых в солидном банке, и, по-видимому, это меня полностью устраивало.
— Ты готов остаться, Прохор? Отлично! Это одна из самых радостных вестей в моей жизни! Но у меня к тебе есть разговор, Прохор… разговор непростой, — Лаврентий наклонил и опустил голову, стараясь заглянуть в глаза человеку, стоящему перед ним в нерешительности.
