— Конечно.
Я был приятно поражен, что в глазах Маршо, по крайней мере, я был такого же высокого ранга, как и Пуаро. Девушка ждала меня. Она вскрикнула от восторга, увидев в моей руке ключ.
— Так вы его достали все-таки?
— А как же, — ответил я спокойно. — Все равно вы знаете, что я делаю это в нарушение инструкции.
— Вы оказались просто душкой, и я не забуду этого. Пошли. Они не увидят нас из дома, нет?
— Подождите минутку, — сказал я, сдерживая ее. — Я не буду вам препятствовать, если вы действительно хотите туда войти. Но необходимо ли это? Вы видели место убийства, парк, виллу и слышали все подробности дела. Разве этого не достаточно для вас? Смотреть на мертвого будет страшно, и, знаете ли, неприятно.
Мгновение она смотрела на меня с выражением, которого я не мог толком понять. Затем рассмеялась.
— Мне нужны ужасы, — заявила она. — Пошли.
Мы молча подошли к двери сарайчика. Я открыл замок, и мы вошли внутрь. Я подошел к мертвому телу и легонько потянул простыню, как это делал Бекс вчера днем. Короткий, приглушенный крик сорвался с губ девушки. Я повернулся и увидел на ее лице ужас, все ее игривое, хорошее настроение моментально испарилось.
Она не послушалась моего совета и теперь была наказана. Но я чувствовал себя безжалостным. Пусть она пройдет через этот ужас, к которому так стремилась. Я осторожно повернул труп лицом вниз.
— Видите, — пояснил я, — его убили ударом в спину. Она проговорила почти беззвучно.
— Чем его ударили?
Я кивнул в сторону стеклянного кувшина.
— Вон тем ножом.
Внезапно девушка покачнулась и рухнула на пол. Я бросился ей на помощь.
— У вас закружилась голова? Давайте выйдем отсюда. Это зрелище не для вас.
— Воды, — прошептала она. — Скорей воды.
Я оставил ее и бросился в дом. К счастью, никого из слуг поблизости не было. Я смог схватить стакан с водой и добавить туда несколько капель брэнди из карманной фляжки. Девушка лежала там же, где я ее оставил. Несколько глотков воды с брэнди привели ее в чувство удивительно быстро.
— Уведите меня отсюда, о, быстрее, быстрее! — простонала она дрожа.
Взяв Синдереллу под руку, я вывел ее на воздух. Она глубоко дышала.
— Теперь лучше. О, это было ужасно! Зачем вы только пустили меня туда?
Ее слова прозвучали так по-женски, что я не мог удержаться от улыбки. В глубине души я был доволен, что Синдерелле стало плохо. Это доказало, что она не такая уж толстокожая, как я думал. Ведь она чуть постарше ребенка, и ее любопытство, по всей вероятности, было ребячеством.
