***
...Место под бабушкиным навесом было моим амбаром и местом встречи с листьями. С приходом осени у меня становилось меньше времени, больше работы; невестки то ли из-за того, что я избавляла их от нужды подметать листья, то ли по другой причине, ценили мой труд; на мои странности глаза не закрывали, но порой своей любви ко мне тоже не скрывали - как бы это ни было, правда или нет. Как-то старшая невестка, посмотрев на мои движения, даже расплакалась, беременная была... Я годами не переставала это делать: собирала осенние листья, сушила, гноила...
Как-то стащила бабушкину клеёнку из-под шерсти и спрятала, потом пришлось вытащить её на свет божий; чтобы уберечь листья от холода, складывала их в тряпки, клеёнку, в подол маленькой юбки, набивала их под бабушкин навес, пока хватало сил, и крепко-накрепко укрывала. Каждый год из-за этих моих выходок во дворе были неприятности, таскание за волосы, скандал. Когда листья гнили, их запах наполнял и без того задыхающийся во влажности двор: бабушка ругала мою мать и всех невесток всеми непотребными словами, самое невинное выражение было адресованное мне "сучка"... Если уж мать начинала, та не могла за ней поспеть, под конец старуха сама втёсывалась и еле вырывала мать из отцовских рук...
...Я занималась своим делом, защищала свои листья от осенних вихрей, беспощадных ветров: они были настолько же живыми, насколько казались мёртвыми. Я так думала о духах: листья - это старые духи, весной снова рождаются. Я начинала верить в духов: подумывала не сегодня-завтра перестать собирать листья... пусть их заменят духи, гуляющие везде, везде...
Я не смогла стать хозяйкой своего слова: в ту осень опять наполнила подол листьями и побежала к бабушкиному навесу, по моим расчётам, никто меня не выслеживал. Мать, бия себя по коленям и голове, вышла во двор, я замерла, она тотчас обратно - заскочила внутрь и вернулась, ухватилась за мои волосы, намотала их на руку, потащила домой - к газовой печке и на моей правой руке появился ожог... Когда она отняла нож от моей ладони, я увидела ожог и потеряла сознание...
***
Не люблю ветры: они беспощадные и безумные! Те ветры, которые, как и мы, живут в этом дворе, я называю вихрем, чёрным вихрем...
Деревянная калитка, так же, как и кривые-косые, неуклюжие дома даглинского района, не на месте. Она выскочила из косяка, входящие во двор толкают её; это вошло в привычку, никто не притворял за собой калитку, тяжёлая, расшатанная с петель, отсыревшая створчатая калитка со стуком возвращалась на своё место и от этого звука все, кто жил во дворе, даже если сидели у себя дома, знали, что кто-то пришёл... У самого входа справа от калитки был бабушкин дом, потом дядя, за ним мы. Между бабушкиными и нашими окнами на насыпи росли деревья. Звук калитки был соединением скрипа и стука; если не приходили люди, так приходил ветер, раскачивал такую же ветреную, как и сам, калитку, игрался с ней...
