Выслушав предложения Павла насчет места встречи, отверг их:
— Стану ждать у автомата, напротив Центральной больницы. И все. Знаешь Измайловскую центральную больницу? — заявитель говорил с настолько явным восточным акцентом, что Павел как живого представил себе будущего собеседника: небольшой, черноволосый, обязательно с усиками и в кепке блином.
— Я буду в круглой лыжной шапочке с помпоном, — сразу опроверг заявитель представление, сложившееся у Павла. — А в руках — батон.
Заявитель оказался действительно небольшого роста молодым армянином, но на этом все догадки Павла исчерпывались. Тевадрос Ависович Арамян, работавший экономистом в районном управлении бытового обслуживания, произвел на Павла хорошее впечатление. Жизнерадостный, неглупый, только до невозможности словоохотливый.
— Павел, говоришь? Очень приятно. Меня Тодик друзья называют. А больше Су-спус. Это прозвали так из-за любимой приговорочки. По-русски «су-спус» означает «тише-потише». Что? Капитан? Будет и капитан. Знаешь здешнее оранжерейное хозяйство? Не знаешь? Напрасно. Самое крупное в Москве. При чем здесь цветы? На цветах, мой дорогой, сидит Моисей Бенцианович Аронов. Кто он такой? Во-первых, бухгалтер оранжерейного хозяйства. Во-вторых, мой сосед. В-третьих, как я полагаю, изрядный жулик. Изрядный, но хитрый. Ближе к делу? А ближе уже нельзя. Подошли вплотную.
Тодик сообщил Павлу, что несколько дней тому назад он встретил на троллейбусной остановке Моисея Бенциановича Аронова, который оживленно беседовал с видным черноволосым мужчиной. Нелюдимый, замкнутый этот бухгалтер, а тут разливался совсем как артист Брунов. И даже руками себе помогал. Заметить бухгалтер Тодика как будто бы не заметил. И вдруг этот высокий черноволосый заявляется сегодня к Аронову домой. Одет посетитель бухгалтера что твой иностранец — и пальто, и шляпа, и ботиночки вполне годились на выставку мод. Моисей Бенцианович — старый холостяк, живет один, но в гости к нему почти никогда никто не ходит. Гость же, как пришел утром в 10 часов — суббота же сегодня, «предвыходной выходной», на службу не надо торопиться, — так и не уходил до темноты. Ни чаю они не пили, не ели ничего, не выпивали.
— Моисей Бенцианович дома себе не готовит, мы знаем, и сейчас на кухню ни разу не вышел. Сидели в запертой комнате Аронова и если и разговаривали, то так тихо, что звука не доносилось. Прошу ответить: какие интересы могли быть у офицера милиции к Аронову? Никаких, — сам же и ответил себе Тодик. — Почему обязательно офицер милиции? И еще именно тот — «капитан»? Даже обидно слушать такие вопросы. Дорогой и очень уважаемый друг! Прошу иметь в виду, что перед тобой не шалтай-болтай какой-нибудь, а народный дружинник. Начнем с того, что я давно присматриваюсь к своему соседу. В какие, спрашивается, командировки по три-четыре раза в год может ездить бухгалтер оранжерейного хозяйства? Почему он из этих командировок возвращается как альпинист загорелый и раздобревший, как бывший Черчилль? Ага! Я, честно тебе скажу, считал сначала его обыкновенным спекулянтом на цветочном фронте. Тоже, если как следует дело поставить, может неплохой барыш дать. А? Неправильно, скажешь? То-то. Собирался даже в ОБХСС зайти, обратить внимание. А тут, в нашем отделении милиции, вчера как раз услыхал разговор насчет мнимого «капитана». Вот бывает: вчера услыхал, а сегодня этот капитан — все приметы до единой сходятся! — заходит, значит, к Аронову домой.
