– Ты и от нас убежишь.
Я начал его уверять, что никуда не сбегу, что и бежать-то мне некуда. Больше он меня не спрашивал. Виктору он отдал распоряжение зачислить меня в списки, видя, что я сильно отощал и едва держусь на ногах, велел дать мне буханку хлеба. На этом разговор закончился.
Я с радостью вышел вместе с Виктором из кабинета, и мы пошли в барак, где Виктор указал мне место на нарах. Для меня еще одно обстоятельство сыграло положительную роль. Почти все пленные, которые меня хорошо знали, были отправлены или в Германию, или в другие лагеря на территории нашей страны, и никто меня ни о чем не расспрашивал. Доносчика, который на меня раньше донес, тоже в лагере не было. Назавтра я вышел на работу вместе со всеми. После болезни я ослаб и, когда поднял мешок с грузом, тут же упал. Виктор увидел это и приказал мне идти работать уборщиком в помещение, а того, который там работал, отправил на мое место.
Пленные, работавшие на сортировке отходов, поступивших со скотобойни, дали мне два коровьих копыта с кусками ног. Вечером я сварил их и с жадностью съел. Мой желудок не выдержал такой нагрузки… Ну ничего, потом привык» (9).
В подтверждение рассказа отца я привожу документальные свидетельства.
В книге смоленских авторов-составителей Н. Г. Емельяновой и В. А. Кононова «Все судьбы в единую слиты» из основанной в 2003 году серии «По рассекреченным архивным документам» (серия «Свидетельствуют документы») – Смоленск: Маджента, 2003 г., на стр. 99 приводится фотография Вяземского центрального лагеря военнопленных, а на стр.142 дается его краткая характеристика:
«Вязьма. Лагерь для военнопленных и гражданского населения (ул. Кронштадтская)». Указан номер архивного фонда в Госархиве Смоленской области.
В этой книге также упоминается лагерь для военнопленных и мирных жителей на территории совхоза «Юшино» (2 км от Сычевки).
Думаю, с большой долей вероятности, что это именно то место, откуда отцу удалось окончательно бежать. Это была его третья попытка, и она оказалась удачной. Однако до этого ему пришлось в течение 8 долгих месяцев в полной мере испытать на себе все ужасы фашистской неволи. Это была борьба за выживание в нечеловеческих условиях.
Кроме того, ниже привожу сведения еще из одной книги, выдержки из которой прислали мне из Вяземского музея в знак уважения к моему отцу (его мемуары я послала в музей). Книга эта под названием «Великая Отечественная война на вяземской земле» написана вяземским краеведом Д. Комаровым и издана в Смоленске в 2009 году. Когда я получила эту копию, отец еще был жив, но он был уже очень и очень болен. Через два месяца его не стало. То, что я прочитала в этой книге, меня настолько потрясло! Так вот о чем молчал отец всю свою послевоенную жизнь! Вот что он носил в своем сердце в течение 45 лет и не мог рассказать никому! Нельзя было, время не пришло. И только после 1986 года он доверился бумаге, но умолчал о самом страшном. Слишком больно было ворошить душевные раны. Ведь он был закрытый человек и чаще отшучивался или отмалчивался, когда я его расспрашивала. Да и нигде тогда не принято было писать о самом страшном на войне, в особенности о плене. Помню из своего детства два момента. Когда отец хотел надо мной подшутить, он, смеясь, спрашивал: «Ферштейн?» А я, в своем безмятежном шестилетнем возрасте, не знала, что это за слово. Став постарше и глядя на его фронтовую фотографию, я спрашивала:
