Нас обвенчает прилив… [Ромео и Жанетта] | страница 46
Фредерик. И уже давно?
Люсьен. Два года. А ведь она пошла купить чулки! Я уже начинаю беспокоиться…
Фредерик. Вы забудете ее.
Люсьен. Нет, коллега. Еще одна иллюзия, с которой нужно расстаться. Можно найти другую. Забыть — нельзя. (Встает). Впрочем, у рогоносцев всегда есть склонность представляться более страдающими, чем они есть на самом деле. Теперь я жду уже не её, а письмо. Письмо с Берега Слоновой Кости, с красивой зеленой маркой на конверте. С неграми мне будет хорошо. Мне сказали, что там они самые черные и самые глупые.
Отец(встал, подошел к ним). Я слушаю, что вы говорите, и не понимаю вас, ребята. Вот вы тут барахтаетесь, мучаетесь… Что до меня, то жизнь и любовь всегда казались мне гораздо проще. Только не вздумайте сказать, что я никогда не любил. В двадцать лет у меня было три любовницы. Конторщица из бюро регистрации, великолепная блондинка, которой я задавал перцу, служаночка из ресторана, где я обедал, и молодая девушка одного из лучших семейств города. Отдавшаяся мне невинной, мой дорогой, и принимавшая меня по ночам в двух шагах от спальни родителей. Ж. П… Извините, что я называю только инициалы. Эта особа вышла впоследствии замуж за одного из высших чиновников округи.
Люсьен. Я знаю ее. Она горбатая.
Отец. Чуть-чуть. Легкая деформация, не умалявшая ее очарования.
Люсьен. Она уродина.
Отец(соглашаясь). У нее был слишком большой нос. Но глаза были очень хороши! (Подходит ближе). И потом, мой дорогой, у нас тут мужской разговор, черт возьми! Я тоже был молодцом: горб, нос, в кровати… (делает непристойный жест). Романтиком тоже быть не следует! Любовь — это преходящий приятный миг. Когда он миновал… (Снова делает жест, на это раз благородный). Внимание! Галантность, очаровательнейшая учтивость. Я всегда уважал женщину. Но никогда из-за этого не отказался бы от бильярда и приятелей. Я устраивался так, чтобы никогда не страдать. Впрочем, у меня был принцип — я сматывался первый. Никогда — больше трех месяцев. По истечении срока я был неумолим. Находились такие, которые ревели, как коровы, нагишом бежали за мной по улицам. Мольбы, угрозы — я ничего не слышал и не видел. Однажды крупная брюнетка, портниха из Каоре — настоящая Юнона, дорогой мой, груди вот такие… Я стоял на пороге, она бросается на кухню, хватает бутылку щелочи: «Если сделаешь шаг, выпью!». Я ушел.