Ожидание предстоящего праздника, краткого неслужебного общения, теперь уже редкого, все же взволновало людей. От него уже столь отвыкли, что, собравшись, они диковато и опасливо поглядывали друг на друга, не зная, как себя вести. Видно, оставаться самими собой они могли теперь разве только во хмелю. С неестественной и наигранной бодростью говорили о чем-то совершенно не обязательном, заискивая и не зная, чего можно ожидать друг от друга. А потому, желая побыстрее избавиться от этого тягостного состояния, они много пили, чтобы быстрее захмелеть.
Хозяин Маркел Высоцкий с высоким стаканом мутноватого самогона в руках произнес подобие вступительной речи, отчего все почувствовали себя присутствующими на собрании. Впрочем, теперь в новой, так неохотно устанавливающейся жизни, любое общение людей стало походить на собрания, с расписанным строго ритуалом проведения, поведения и специально для них заготовленными речами. Удивительным и невероятным было то, как быстро и легко люди приняли этот формализованный бездушный ритуал, словно совсем недавно они и не гуляли на пышных и долгих свадьбах. Теперь они смурно сидели за столом, в каком-то оцепенении, и хозяин, соблюдая новое служебное старшинство, субординацию, как в армии, виновато улыбаясь и давая слово тому или иному гостю, обязательно произносил: «Слово предоставляется начальнику волостной милиции товарищу Скорику Ивану Алексеевичу», или — «Слово предоставляется секретарю комячейки товарищу Митенбергу». Нечто странное произошло с людьми, они, сами уже не замечая, послушно играли кем-то предназначенные им роли.
После каждой речи непременно кричали «Горько I» Это, казалось, было единственным, что они еще помнили из тех исконных свадеб, какие недавно здесь гулялись, игрались и участниками которых они были.
Быстро захмелев, свадьба загудела, как растревоженный улей. Гости галдели, уже мало слушая друг друга. Каждому хотелось напомнить всем, что и он есть на этом свете. И каждый заявлял о себе, как умел. Когда все произнесли официальные поздравительные речи, не преминув в конце прокричать нечто совершенно неуместное о неизбежной победе мировой революции, когда у жениха и невесты уже припухли губы от поцелуев после каждой речи, начальник полтавской волостной милиции Иван Алексеевич Скорик, раскрасневшийся и захмелевший, вытер ладонью пот с высокого с глубокими залысинами лба, встал, одернув непомерно длинную гимнастерку, перетянутую широким ремнем, и, приняв неожиданно-торжественный вид, прикрыв глаза, словно что-то вспоминая, запел: «Боже, царя храни! Сильный, державный, царствуй на славу нам, царь православный».
