– Фу! – запах ударил мне в нос – Ну и вонь! Могли бы и постирать! Я не буду в этом рыться.
Энди тоже побрезговал и запихал тряпье обратно.
Порадовались только содержимому восьмого мешка: здесь каждая вещь была чистой и поглаженной. Я вытянула ночную рубашку из тонкого шелка. Точно из прошлого века, но какая вышивка, какое качество. Такие сорочки, должно быть, надевали принцессы в первую брачную ночь. Элегантные дамские платья, кашемировый свитер, слегка побитый молью, расшитое блестками вечернее платье, зимнее пальто из тонкого английского сукна, почти новое, и несколько мужских вещей, их, видимо, нашивал прежде стройный немолодой господин. Мы перемерили все это добро, а потом предстали перед Катрин: Энди в смокинге, я – в длинном вечернем платье.
– Репетируете водевиль? – спросила она.
Содержимое последнего мешка, видимо, происходило из семейства барона фон Траппа: австро-немецкие национальные костюмы для отца, матери и детей. Я взяла себе самый красивый женский наряд, для Бэлы – крошечные кожаные штанишки. Остальное барахло Энди увез обратно.
Я видела уже пятый сон, когда меня вдруг разбудил чей-то нежный поцелуй, от которого я вскочила как ужаленная.
– Ты надела свою шелковую ночнушку? – услышала я шепот Энди.
Тут проснулся Бэла.
– Уходи отсюда! – потребовал мой сын.
Энди, к счастью, не обиделся. Утром он на своем такси отвез нас на вокзал.
Бэла, которому до сих пор нечасто доводилось кататься на такси, залез в машину и, к нашему удивлению, совершенно по-светски приказал:
– Alia stazione! Per favore![5]
– В одиннадцать двадцать вы будете в Мангейме, там пересадка, через десять минут придет поезд до Фрайбурга. Сама справишься?
– Конечно. Только купи мне билет, я сегодня же отдам тебе деньги, я вернусь уже вечером.
Как только мы сели в поезд, сын закапризничал. Кожаные штаны натирали и царапались, Бэла заныл:
– Сними pantaloni! Сними! Subito![6] – требовал он.
Я и сама уже пожалела, что напялила этот национальный костюм, а не сырые еще джинсы. Увидев меня в таком виде, Йонас подумает, что я наконец согласна прожить с ним жизнь в его деревне. Или того хуже, решит, что я над ним издеваюсь.
Йонас встретил сына на перроне с распростертыми объятиями. Бэла бросился к нему и закричал:
– Babbo, babbo[7]! Хочу кататься на trattore![8]
Именно обещанием этого аттракциона я заманивала Бэлу в деревню. Я хотела сразу же распрощаться, но пришлось приличия ради выпить с ними чашку кофе в вокзальном бистро. Йонас прекрасно выглядел, как всякий, кто живет и трудится на свежем воздухе: здоровый, загорелый, мускулистый.
