Милая моя, Елизавета Сергеевна.
Здравствуйте. Как поживаете? Как маменька? Передавайте ей от меня большой привет.
Сам я, Вашими молитвами, здоров, хотя зело, пожалуй, невесел, поелику, к большому моему сожалению, ничего хорошего о нашем рейсе сказать не могу. Может быть, это все из-за пассажира нашего? Сходите, будьте добры, к Лукерье Ильиничне, пущай она там по картам аль по гуще кофейной посмотрит, али еще как — может, зря я на хорошего человека-то наговариваю? А вдруг не зря?
Тут ведь какое дело. С лоцманом, мы знакомы, пожалуй, что и недавно, однако он (особенно в свете недавних событий) зарекомендовал себя как наиполезнейший член нашинского экипажу. Всех остальных я знаю значительно дольше и не думаю, что это кто-то из них на нас порчу наводит. А писатель — он писатель и есть. И капитан наш ему не очень-то доверяет… Конечно, лет сто и сто пятьдесят назад и если бы дело было только в мороженной говядине и в грави-установке, то я бы решил, что это над нами так гремлин какой шуткует, однако в наше просвещенное время придерживаться подобных взглядов, конечно же, весьма нелепо и глупее что-либо придумать было бы трудно. Но какие же тут могут быть гремлины, если мы без малого врезались в заржавленную кадушку размером с два наших флигеля? Конечно, капитан был на мостике и поэтому все обошлось счастливо… Но ведь и Смит-Заозерный там был тоже… Как и во время памятного нашего старта.
Так что не пожалейте Вы, уж пожалуйста, красненькой, сходите к Лукерье Ильиничне, прошу Вас, ибо не в моих силах находиться в неведении.
Что о прочих делах наших скорбных, то грави-установку, паче чаяния, мне починить удалось, так что мы здесь хотя бы ходим, едим и спим как все нормальные люди. Правда, что-то случилось с нашим борзописцем (я не имею в виду пассажира), будь он неладен, так что еще неизвестно, как мы все будем отчитываться за этот наш рейс и чем нам это грозит. Что именно случилось, сказать, разумеется, невозможно. Вы знаете, наверное, что вскрывать бортовой самописец или производить с ним какие-то иные работы, а равно и манипуляции с содержимым, нам строжайше, категорически запрещено. Я было предложил заглянуть в него, однако капитан лишь подтвердил этот запрет.
Засим прощаюсь, Ваш супруг,
Игнат Борман.
P.S. Не забудьте, пожалуйста, мою просьбу насчет Лукерьи Ильиничны!
P.P.S. Если вдруг про меня что будет говорить — вранье.
