Планета «Юлия Друнина», или История одного самоубийства | страница 18
Действительно, сдаваться она не привыкла. Это было не в ее характере: она была бойцом и оставалась им до конца. И ее вынужденный и в то же время добровольный уход из жизни, как и добровольный уход в армию, говорит не о ее слабости, а ее порядочности и силе: в конце концов, она могла бы достаточно благополучно дожить отпущенные ей годы, закрыв глаза на то, что не устраивало ее вокруг.
Так поступаем мы, многие. Смиряемся с обстановкой и живем.
Она была незаурядной личностью и не могла пойти на компромисс с обстоятельствами, которые были неприемлемы для ее натуры и сильнее ее. И смириться с ними она не могла.
Меня и нашу дочь Лену неоднократно спрашивали и спрашивают до сих пор о причине, вызвавшей ее добровольный и, казалось бы, неожиданный уход из жизни. Односложного ответа на этот вопрос нет и не может быть.
Главных причин много, а самую главную из них и выделить трудно.
Не раз я слышал о том, что, мол, будь с ней в этот момент кто-то рядом, такого не случилось бы.
Но ни о какой случайности говорить не приходится. О неожиданности — тоже.
Юля — человек очень последовательный, и, если она что-то решала, переубедить ее было, как правило, не только трудно, но просто невозможно.
Ю. Друнина и М. Лозинская, Н. Старшинов
За последние годы у нее уже неоднократно можно встретить упоминание о самоубийцах и самоубийстве. Вот что она писала, например, в газете «Правда» от 15 сентября 1990 года в статье «Туча над темной Россией»: «Тяжко! Порой мне даже приходят в голову строки Бориса Слуцкого: „А тот, кто больше терпеть не в силах, — партком разрешает самоубийство слабым…“» И дальше: «Врачи отмечают пик самоубийств…»
Написано это за год с небольшим до ее кончины.
В последнее время у Юли было состояние постоянной неудовлетворенности если не всем, то многим, что происходило в стране.
Она болезненно переживала распад СССР. Встретив восторженно события 19–21 августа (она бросилась на Красную Пресню защищать Белый дом), уже 15 сентября того же года она написала в той же статье: «И все же, все же не хотелось бы впасть в эйфорию. Кое-что беспокоит. Очень! Не слишком ли подчас легко и лихо принимаются решения по сложнейшим вопросам?»
А одно из последних стихотворений она начала так:
Она как кровную обиду переживала постоянные нападки на нашу армию и мирного и военного времени. И немедленно вступала в яростные споры, защищая ее. Еще бы:
