— Ну как, вкусно? — спрашивает хозяин, когда Александр Сергеевич, плотно откушав, отодвигает от себя уже ненужный прибор и бросает на стол смятую полотняную салфетку.
— Замечательно! — искренне говорит Алехандро, посматривая то на хозяина (может, все же придумать ему имя? Хорошо, пусть он будет дядюшкой Го, лишь один слог и больше ничего, дядюшка Го, любитель играть в го, иначе в скруж…), то на стража дороги тире ловца местных контрабандистов и прочие цветастые выраженьица из предыдущий главы.
— Алехандро, — вдруг торжественно прерывает его Фарт, — послушай. Я тут подумал ночью и понял, что ты отнюдь не из провинции, не так ли? — (Стоит ли писать, что сердце г-на Лепских внезапно дрогнуло, потом бешено застучало и внезапно замерло в ощущении чего–то ужасного, когда можно просто сказать, что испуганный этой фразой Александр попытался было исчезнуть, но ничего не вышло.) — Только ничего не говори, — продолжал Фарт, — а послушай. По тебе сразу видно, что ты человек образованный (Алехандро саркастически кивнул головой), а в провинции таких почти нет, да и не в этом дело. Интуиция мне говорит, что ты не оттуда… По правилам, я тебя должен, конечно, сдать в отдел безопасности, вдруг ты шпион (тут Лепских опять погрузился в отчаяние), но не всегда можно играть по правилам, ибо на шпиона ты не похож, да и в скруж играешь здорово, да и дядюшке Го понравился, а он человек старый, и интуиция у него получше, чем у меня. Так что мы даже спрашивать тебя не будем, как ты к нам попал и откуда, раз попал — значит, надо было, а вот помочь мы тебе хотим, только для этого надо знать, что ты умеешь делать?.. — И Фарт взял очередную черную сигару родом из Тапробаны.
Александр Сергеевич втянул в себя воздух, набрался мужества и внезапно сделал то, что отнюдь не собирался делать, против моей воли, против всего задуманного плана игры, разрушая сюжет, пуская его под откос, взрывая, переиначивая, разменивая на солнечные зайчики, столь странные в этот холодный и пасмурный день поздней элджернонской осени, когда невозможно открыть окно, ибо стылый воздух сразу же начинает морозить пальцы и машинка заикается, путает буквы и целые слова, и столь же путаный шум проезжающих машин заставляет меня вновь вернуться к Александру Сергеевичу, между прочим, давно уже рассказывающему Фарту и дядюшке Го историю своего появления на дороге в Элджернон, они слушают, что называется, разинув рты (двумя удивленными пингвинами застыв за столом, как сказал бы Пьер Делаланд), на лицах нескрываемое удивление, когда же Алехандро, раскрутив бечеву обратно, добрался до премии Крюгера и пояснил, за что она ему была присуждена, то дядюшка Го вдруг вскричал «великолепно!» и захлопал в ладоши, да так сильно, что одинокий постоялец за соседним слева столиком, уже приступивший к чтению газеты («Элджернонская хроника. Специальный выпуск») и чашке кофе, неодобрительно посмотрел в их сторону, но вновь переключился на тщательное изучение беловато–серых полос, а дядюшка Го, попросив извинения, предложил Александру Сергеевичу продолжать рассказ, который (по дословному выражению хозяина гостиницы) «столь же прекрасен, как чтение «Амфатриды», причем значение последнего понятия он так и не объяснил.
