— Что, хандра заела?
Александр Сергеевич не ответил, лишь посмотрел на него помутневшими глазами да грустно крякнул, отчего–то решив, что лишь брюнетка может быть пассией именинника, а значит, опять ему, то есть г-ну Лепских, ничего не обломится, хотя ведь лишь сам он знает, как хочется ему любви и ласки, нежности и прочих приятностей, что дает мужчинам интимное женское общество, но лишь брюнетка с голубыми глазами могла дать ему это, и не только сейчас, в наступающую минуту, а отныне и вовеки веков, ведь к концу второй поллитры, настоянной то ли на лимонных, то ли на апельсиновых корочках, Александр Сергеевич не на шутку влюбился (втюрился, втрескался, врезался), побив этим даже собственный рекорд скорости (два года назад он за полтора часа прошел путь от симпатии к обожанию новой кафедральной лаборантки, останемся друзьями, сказала она ему пару дней спустя), ну почему так всегда, думает печальный Александр Сергеевич, когда нога его (правая, ибо Катерина сидела справа) касалась плотной и горячей (хотя, может, это ему так лишь казалось) ноги брюнетки (теперь добавим: голубоглазой), отчего она прыскала легким, необычайно воздушным смешком, и смешок этот погружал Александра Сергеевича в чувство до боли знакомое: печалью называется оно, печалью да еще состраданием к собственной судьбе!
— Сколько можно пить? — наконец изрекла Клара. — Может, потанцуем?
— Потанцуем, потанцуем, — подхватил призыв хозяин дома и пригласил Клару на первый же тур непонятно чего под непонятно какую музыку. Александру Сергеевичу уже было все равно, Александр Сергеевич чувствовал себя таким несчастным и никому не нужным, что даже не заметил, что это Клара, а не Катерина пошла танцевать с хозяином, а значит, у него, у А. С. Лепских, был шанс, но его надо использовать, надо встать, подойти к обладательнице голубых глаз, шаркнуть ножкой, кивнуть головой, как бы выказывая этим настоятельную просьбу не отказать в танце, но Алехандро способен лишь на то (коварная это штука, водка, настоянная на корочках!), чтобы выйти на балкон и закурить, немо уцепившись за узенькие перила, хотя никаких перил он сейчас не чувствует, а лишь осознает одно желание: рухнуть туда, вниз, да и покончить таким образом поскорее со своей непутевой жизнью!
— Чего вы грустите, Саша? — слышит он вдруг позади себя голос Катерины и, моментально трезвея, начинает понимать, что эту субботу запомнит надолго, может быть, навсегда. Хотя суббота, надо сказать, еще не закончилась.
