По профессии Катерина была секретарем–референтом в фирме с невыразительным названием и таким же родом деятельности, хотя и закончила в свое время престижный институт, что дало ей уверенное знание нескольких иностранных языков. Но это — лишь прочерк, маловразумительное объяснение социального статуса, ибо отнюдь не то, кем является каждый из нас, определяет то, что он значит, говоря же проще, все вышесказанное столь же естественно и необходимо для начала абзаца, как и следующая фраза: жизнь ее была непрерываемой полосой разнообразных несчастий («О Боже, — подумал я, — если так, то ничего не выйдет!»). И несчастья эти не были чем–то фатальным, просто бабе (выражение, естественно, Сюзанны) катастрофически не везло, и тут я вновь делаю прочерк. Если учесть, что все, пока рассказываемое, есть не больше чем очередная затянувшаяся преамбула, то надо признать, что линия судьбы той же Катерины до ее (Катерины, не судьбы) появления на этих страницах не играет никакой роли в нашем повествовании. Конечно, я мог бы дословно передать рассказ Сюзанны и перечислить все те несчастья, что выпали на долю нашей незнакомки, начиная с детства (развод родителей еще в младенческом ее возрасте, а потом и гибель одного из них в бессмысленной и нелепой то ли авиа–, то ли автокатастрофе, в чем искушенный в психоанализе ум нашел бы первопричину, но я делать этого не буду) и заканчивая последним семейным эпизодом: совершенно случайно, выйдя в обеденный перерыв на улицу — пройтись по магазинам, ничего более завлекательного я не могу сейчас придумать, она столкнулась, что называется, нос к носу с мужем, находившемся в обществе молодой, прелестной, длинноногой спутницы с роскошными платиновыми — вот только крашеными или нет? — волосами, и спутница эта прижималась к ее — без разрядки, но с акцентом на последнее «е» — мужу так нежно и вызывающе, что все вопросы отпали сами собой. А вслед за этим — вечерняя перепалка на кухне, отъезд мужа в неизвестном направлении, а она…
— А она, само собой, ничего другого не могла придумать, как приехать сюда! — с мрачной экспрессией закончил я.
— Вот именно, — многообещающе улыбнулся мне Сюзанна.
На этом мы с ней и расстались (встреча с незнакомкой была назначена на вечер), и я по обыкновению отправился…
Но тут необходимо пояснить, что, поскольку обещанная женой неделя грозила обернуться тремя (таким был срок путевки), я начал уже тосковать, но вдруг обнаружил маленькую лодочную станцию и каждый день после обеда стал на два–три часа уходить кататься на лодке. Это привнесло в мое пребывание на озере подобие смысла, ибо было одним из тех немногочисленных занятий, что доставляют мне истинное наслаждение в жаркий летний день (спокойная черная вода, размеренная работа веслами, без всплеска, то есть почти без всплеска, ведь совсем — невозможно; стрекоза, неподвижно застывшая над водой в нескольких метрах от лодки; внезапно скользнувшая по поверхности большая рыбина, скользнувшая и исчезнувшая (так и хочется добавить — как фантом); гибкие плети кувшинок, звенящая тишина, невесть откуда залетевшая бабочка–шоколадница (она же траурница, большая темно–коричневая бабочка с ярко–желтой окантовкой крыльев, ничего экзотического, обыкновенный призрак надвигающейся осени) да где–то высоко в небе точкой застывший то ли сокол, то ли ястреб — мгновенная остановка и сердца, и памяти), а то, что доставляет наслаждение, никогда не приедается!
