Несмотря на то, что это странное море так спокойно и до невозможности прозрачно.
И ветра почти не чувствуется, хотя как я тогда пойду под парусами?
Я останавливаюсь около очередной яхты, приткнувшейся к причалу, и понимаю, что всё бессмысленно.
Симба, любовь моя, ты навсегда исчезла за горизонтом.
Главный гад заставит тебя выйти за него замуж, а я этого не переживу.
И покончу с собой прямо здесь, на пока ещё пустынной набережной белого города.
— Симба! — кричу я. — Симба! Ты где?
Одинокая чайка кружит над прибрежной волной, стайки серебристых рыбок с чёрными пятнышками у хвоста всё вьются на мелководье, и всё шевелят бахромой своих щупальцев губки, контрастно выделяющиеся на сероватом донном песке.
Симба не отвечает, и я догадываюсь, что ей очень плохо.
Она сидит в тёмной маленькой каюте, её заперли на замок, она плачет и ждёт, когда же её спасут.
А я не могу её спасти, я не умею ставить паруса и держать штурвал — так, по–моему, называется эта похожая на автомобильный руль хреновина, которую крутят по часовой стрелке и против.
И я трачу время, я теряю кучу времени, бестолково бегая по белому берегу вдоль белых домов.
Чайка взмывает ввысь, в клюве у неё трепещет серебристая рыбёшка, кажется, я вижу даже чёрное пятнышко у хвоста.
Мне страшно, мне хочется плюхнуться в воду и улечься на самое дно, превратиться в морского ежа, или в синюю морскую звезду, или в губку, или — в цветную гальку, коричневую, белую, красную.
— Симба! — опять кричу я. — Симба!
Симба не отвечает, и я прыгаю в странную, жемчужно–прозрачную воду.
Я умею плавать, пусть и не так хорошо, как папенька.
И если я не в состоянии поставить парус, то поплыву, загребая руками.
Туда, к горизонту, где скрылся корабль, на котором увозят Симбу.
Белый город остаётся за спиной, как остаются и яхты, и оба волнолома, и вся бухта с возвышающейся над ней крепостью.
И тут я понимаю, что плыть дальше у меня нет сил.
Что сейчас я пойду на дно и никогда не увижу Симбу.
Действительно — никогда.
На самом деле — никогда.
И вообще больше ничего не увижу.
Меня просто не станет, мои лёгкие заполнятся водой, я буду лежать на дне, под толщей жемчужно–прозрачной воды, а серебристые рыбёшки, морские ежи, звезды и губки будут радоваться, что у них так много пищи.
Появятся и другие твари, которых я не заметил у берега.
Крабы и осьминоги, к примеру.
Живых крабов я видел, а осьминогов — никогда, только по телевизору и на картинке в учебнике.
Опять это слово — никогда.
