Дневник, 1884 г. | страница 42



Ну, а другие. Другие бы и не знали. Мы хотим собрать огонь в кучу, чтоб легче горел. Но Бог раскидал огонь в дрова. Они занимаются, а мы тоскуем, что они не горят.

Еще думал о книге для народа, опять в форме признания — хоро[шо]. Покосил немного. Пошел потом к Павлу и учителю. Поздно приехали Люб[овь] Ал[ександровна] с Вячесл[авом].

[28 июля/9 августа.] Проснулся, а тут уже Сухотин. Что за жалкое и ничтожное существо. Особенно поразительно, п[отому] ч[то] внешне даровитое. Купались, ходили все за грибами. Большой обед. Не помню вечера. Всё праздно. Есть пищу и не выставлять работу, получать знания и не передавать — это онанизм настоящий. Всё чаще и чаще будешь выпускать, и всё гаже будешь себе и другим. Я онанист всяческий. Надо не быть.

[29 июля/10 августа.] Всё Лазарев давил. Он приехал утром. Мы шли гулять, встретили Урусова. Обедали все, вечером еще Серб. Мне понравился.

[30 июля/11 августа.] Помню, что был Лазарев и давил меня, т. е. я был в неясности относительно его. И что была Люб[овь] Алекс[андровна]. Да, вечером с ней б[ыл] разговор. Она только что начала понимать. Праздные дни! Ушаков приезжал. Неприятно.

[31 июля/12 августа.] Поздно же встал. Лазарев томит меня. Предложил ему прочесть свое. Он стал читать. Хорошо, но много нелепого и несвязного. Я пробовал указать, но он не видит. Вечером пошли к Настасье, лежащей 14 лет. Горб вырос. Она говорит: слава Богу и крестится левой рукой. Приехал Вл[адимир] Ал[ександрович] с сыном. <Да, утром> я был агрес[с]ивен. Я был желчен. С женой держится. Я боюсь и напрягаю все силы.

[1/13 августа.] Я был агрессивен с Вл[адимиром] Алекс[андровичем] и стал говорить Лазареву мои замечания на его выражения мысли. Он не может переносить этого и злится. Он показал мне этим свою неискренность. Журнальное образование и тщеславие. Христианство тронуло его только внешней стороной. Я измучился ужасно. Ушел косить. Он туда пришел ко мне и начал меня пилить моей жизнью. Я разгорячился. Ходил усмирять себя и его. Но тщетно. Дело выяснилось. Он, как Rads’токисты, только приводит к учению Хр[иста], а то, в чем оно, он и не думал. — Много я узнал от этого странного человека. Главное, как ложно учение любви. Это не шутка, что я ненавижу любовь, как учение. Это прямо qui pro quo. Любовь есть сама жизнь, цель, закон, а они и Павел, и непонимающие учения Хр[иста] выставляют ее правилом. Как правило, это величайшая ложь.

[2/14 августа.] Встал поздно. Капуя. Ходил купаться в очень холодной воде. Думал о постепенности требований природы: пищи и труда, собирания семени и отдачи его и (мне кажется) собирания и передачи его. Любовь же не входит в этот ряд, потому что любовь есть сама жизнь, к[оторая] достигается естественными удовлетворениями этих требований. Влад[имир] Алекс[андрович] и Любовь А[лександровна] стесняли меня. Я покосил перед обедом. После обеда пошел в Ясенки, всё думал о том же. С женой тихо и дружно, но боюсь всякую минуту.