Никита сидел в кресле, одетый в трикотажный тренировочный костюм, и постукивал по коленке закрытой книгой. Даже сидя он казался выше отца, и по малейшему движению в нем угадывался отлично тренированный спортсмен, а по шраму над бровью и чуть приплюснутому носу можно было судить, что он занимался боксом.
На улыбку отца он не ответил.
— Ты не в духе, малыш? — спросил Никита Ильич.
Сын еще ниже опустил коротко стриженную голову и промолчал.
— Что-нибудь случилось?
Никита Ильич подошел к нему и, подняв за подбородок его голову, заглянул в глаза.
В их отношениях с давних пор установился дружески-иронический тон, помогавший им как-то стушевывать любовь друг к другу, открытых проявлений которой они по-мужски стеснялись. ("Ковыряешься, малыш?" — "Ковыряюсь, старик, помаленьку", — и все). Но теперь что-то в выражении глаз сына смутило и поразило Никиту Ильича. Он судорожно сглотнул, чтобы снять спазму в горле.
— Малыш… — сказал он. — Никита…
— Ты — золотой человек, а моя мать — шлюха. Почему? — спросил Никита, в упор глядя снизу на отца, и Никита Ильич понял, что так поразило его в глазах сына: это были не только растерянность и боль, которые он уловил сразу, но еще и злоба, никогда доселе не виданная им в глазах его малыша.
— Кто… сказал тебе это? — запинаясь спросил он.
— Сосед Канунников.
— И что ты ему ответил?
— Хук правой.
— Что?
— Ну дал в морду.
— Глупо, — сказал Никита Ильич. — Надо быть более находчивым. Слово бьет больнее, чем кулак.
— Но я не знал, что ответить.
— Верно, ты не знал.
Никита Ильич отошел к окну и, покачиваясь с пятки на носок, долго смотрел на залитый солнечным светом пустырь перед лесом, еще не очищенный от строительного мусора.
— Запомни, что я скажу тебе, и больше никогда не будем возвращаться к этому разговору, — начал он, не поворачиваясь к Никите. — По молодости лет мы с ней приняли за любовь то, что вовсе не было любовью. А когда поняли это, то обнялись, поцеловались и без слез, без упреков разошлись в разные стороны.
— Почему я остался с тобой, а не с ней? Какой-то нетипичный случай, — усмехнулся Никита.
— Тебе было плохо со мной?
— Я не знаю, как бы мне было с ней.
— Тебе не хватало ее?
— Наверное. Ведь по отношению к ней я, как слепой от рождения, не знаю, что такое свет.
— Тебе лучше было остаться со мной, малыш.
— Почему?
— Видишь ли…
— Говори прямо, старик, без всяких "видишь ли".
— Она давно любила одного человека… геолога… и уехала с изыскательской партией в тайгу. Там ребенку было не место, тебе шел всего лишь второй год. Она хотела взять тебя по возвращении, но заболела и умерла.
