— Пойдем домой, Кейран, — позвала брата Шуалейда. — Тебе надо принять послов.
Юный король молча встал и пошел прочь из Лощины Памяти, прижимая к груди опаловый рог. Шуалейда последний раз коснулась укоризненно качающего ветвями граба, прошептала: «он справится, отец, поверь», — и пошла вслед за братом.
— Кей, — окликнула его десяток шагов спустя. — Кей?
Брат остановился, глянул пустыми глазами. Шу вздрогнула: в этой пустоте летели на снежных крыльях демоны вины и отчаяния.
— Ты не виноват, Кей. — Она взяла его за руку, слегка сжала. — Просто время пришло…
Слова звучали глухо и фальшиво. Время… Кто так распорядился? Кто сказал, что время — ради власти жертвовать жизнями и топтать судьбы? Что время — умирать самым лучшим, чтобы не мешать стервятникам? Боги отвернулись, позволили людям играть людьми, позволили забыть, что власть не цель, не награда, а ответственность.
— Не бойся. Я справлюсь, Шу, — одними губами улыбнулся Кей. — Мы не отдадим Валанту. Отец не для того… — он осекся и обернулся, Шу вместе с ним.
Позади качали ветвями клены и эвкалипты. Обыкновенные клены и эвкалипты с зелеными листьями и гладкими стволами. Лощина Памяти закрылась — до конца месяца Журавлей, до равноденствия.
* * *
До парадного подъезда дошли в молчании. Так же, в молчании, поднялись на второй этаж, к королевскому кабинету. По дороге Кейран лишь едва кивал в ответ на поклоны придворных: Ваше Величество, скорбим… Ваше Величество, плачем…
На половине пути, в холле перед галереей Масок, перед Кейраном склонился поседевший, пожелтевший от горя и вины секретарь: именно он, беззаветно преданный шер Блум, принес Мардуку то злополучное письмо, не решившись нарушить волю кронпринца.
— Ваше Величество, позвольте…
— Слушаем. — Кейран скользнул по нему холодным взглядом.
— Шер Бастерхази вернулся два часа назад. Он получил из Хурриги известия…
Шуалейда вздрогнула. Вернулся, шакал! Вовремя, ничего не скажешь!
— …мятежники разбежались, город полон полусумасшедших людей и сумасшедших слухов, — продолжал шер Блум.
— Что за слухи? — не выдержала Шу.
Спрашивать, откуда секретарь узнал о письме, не было необходимости: она легко читала его страх перед Бастерхази, смешанный со сжигающей виной и желанием хоть как-то загладить. Пусть даже за подслушанный разговор темный превратит его в такое же умертвие, как Эйты — все равно после смерти любимого сюзерена жизнь не имеет смысла.
— По слухам, предводителя и Чистых забрал демон из Ургаша. — Секретарь осенил лоб малым окружьем. — Прошу простить, но больше ничего темный шер не говорил.
