Вместо мычанья, гогота и ленивого собачьего бреха у первых заборов всадников встретила тишина. А дальше — низкое, въедливое жужжание. Мухи. Над обглоданной коровой посреди дороги. В разбитых окошках, за сорванными дверьми, во дворах. Над прибитым за руки к воротам самого большого дома безглазым трупом. Над колодцем посреди площади. И тяжелая, сладко-горькая вонь вчерашнего мяса.
Дозорные ждали генерала на площади.
— Дома пустые, генерал.
Фрай оглядел молчаливые дома, прислушался: сквозь назойливое жужжание пробивался тихий скулеж. Адъютант обернулся в ту же сторону:
— Там кто-то есть, — он указал на третий с краю дом.
Двое солдат миновали болтающуюся на одной петле калитку, зашли в дом с выломанной дверью. Послышалась возня, звук передвигаемой мебели — и через пару минут солдаты вывели на улицу растрепанную, оборванную, черную от грязи и синяков женщину.
— Не бойся, почтенная, — мягко сказал Фрай. — Королевские солдаты не причинят тебе вреда. Как тебя зовут?
Женщина подняла на него глаза, замычала, зажала рот руками и замотала головой. По щекам её потекли слезы. Из-под пальцев показалась темная, густая кровь.
Рядовой, что вывел её из дома, заметив кровь, вздрогнул, попытался разжать её руки. Но женщина замычала, зажмурилась и вцепилась себе в лицо еще крепче. Фрай слетел с лошади, подбежал к ней. Вместе с рядовым разжал её руки, вытер платком лицо, приговаривая что-то ласково-успокоительное. И вдруг женщина засмеялась, словно залаяла, широко открывая рот с кровящим обрубком языка, и стала что-то показывать жестами.
— Муж укоротил ей язык, чтоб не болтала. И ушел с пророком, — перевел адъютант: благодаря доставшимся от предков каплям дара разума он понимал всегда и всех. — Все мужчины ушли. Молодых женщин забрали. Остальных кого убили, кого покалечили — мстили за обиды. Всю еду забрали, скотину увели. Про детей забыли.
Женщина закивала, тряся пегими патлами. Осмысленно глянула на Фрая, затем на дом, показала рукой вниз.
— Осмотрите подвалы, — скомандовал он солдатам.
Вскоре около него сгрудились перепуганные, голодные дети и женщины. А около часовни Светлой, на маленьком кладбище среди цветущих катальп, солдаты закапывали тела — среди них попадались и совсем маленькие.
Фрай слушал сбивчивые рассказы и проклинал собственную беспомощность. Как бы он ни хотел, но помочь этим несчастным был не в силах. Армия должна идти дальше, чтобы остановить бедствие. Все, что он может, это отдать телегу из обоза, чтобы женщины с детьми доехали до монастыря Светлой под Луазом и там нашли помощь, излечение и приют.
