Сын Императора Павла, но и ученик Суворова – цесаревич Константин с любовью к фрунту сочетал и любовь к войскам. Он добивался выдающихся результатов по строевой части не дрессировкой, а воспитанием, действуя на самолюбие войск, возбуждая соревнование русских и польских частей. Одновременно цесаревич обращал внимание и на полевую подготовку своей армии. Едва не утонув в итальянский поход в неудачном деле при Бассиньяно, он обращал особенное внимание на плаванье, и в этом отношении его войска достигли необычайной виртуозности – пехота, например, переплывала широкую и быструю Вислу побатальонно, стоя, с соблюдением равнения. Стараниями цесаревича польская армия за пятнадцать лет была доведена до высокой степени строевой и боевой подготовки, что и показала нам при Грохове и Дембе-Вельке… Особенным расположением цесаревича пользовался 4-й линейный полк – знаменитые чвартаки, отпетые головы, но и самые лихие строевики во всей армии. Весь в отца Константин Павлович с крайней запальчивостью сочетал редкую чуткость и рыцарский образ мыслей и поступков. Однажды, произведя развод батальону 3-го линейного полка, цесаревич, за что-то рассердившись на молодого субалтерна по фамилии Щуцкий, приказал ему взять солдатское ружье и стать в ряды. Офицеры полка оскорбились этим, и вечером на собрании, в присутствии начальника дивизии, Щуцкий заявил о своем намерении вызвать цесаревича на дуэль. Начальник дивизии засадил тогда не в меру гонорового фендрика на гауптвахту. Иначе взглянул на это дело цесаревич. Узнав о происшествии, он немедленно же явился к арестованному в сопровождении своего начальника штаба генерала Куруты. Явился сюда, чтобы исполнить ваше желание, – заявил он Щуцкому. Смотрите на меня не как на брата вашего монарха и не как на генерала, но как на товарища, который очень сожалеет, что оскорбил такого хорошего офицера. Все мои дела в порядке и генерал Курута[19] получил указания на случай моей смерти. Щуцкий заявил, что удовлетворен этим. Если довольны, то обнимите меня! – сказал Константин Павлович. Щуцкого немедленно выпустили, и цесаревич на следующий день, вызвав его перед фронт полка, извинился перед ним публично. Случай этот великолепно его характеризует. Но рыцарская его натура не была оценена поляками в полной мере. Видную роль играл начальник штаба цесаревича, генерал Курута – человек гуманный, но слишком нестроевой, видный представитель масонства, сильно распространившегося в армии после заграничных походов.
