— Ты не очень хорошо выглядишь, мама. Можно я приготовлю тебе завтрак? А где папа? — спросила она, соскакивая с кровати.
— Папа еще спит, так что лучше его не беспокоить. Одевайся, и мы вместе позавтракаем, — предложила Элен, погладив по голове Хэла, который прошел мимо нее, издавая звуки, подобающие поезду. Федерика быстро надела платье и подумала о том, вспомнит ли отец о своем обещании взять ее на берег вместе с Растой. Она надеялась, что он все-таки скоро встанет, а не будет, как обычно, все утро валяться в постели. Федерика легким шагом спустилась по лестнице через холл в кухню. Хэл, разговаривая сам с собой и продолжая пыхтеть, как паровоз, устроился на полу, запуская игрушку по терракотовым плиткам пола под столом и стульями.
Федерика помогала матери накрывать в столовой завтрак. Когда отец появлялся дома, они прекращали питаться в кухне, что было типичной английской привычкой Элен, которую она никогда не забывала, и переходили в столовую, как это принято у чилийцев. Лидия должна была прийти в десять, чтобы убрать в доме и приготовить обед. Рамон редко появлялся в кухне. Он, в отличие от Элен, для которой семейная кухня являлась сердцем дома, вырос в семье, где кухня считалась местом для прислуги.
Рамон проснулся, обнаружив себя в одиночестве в непривычной постели. Ему понадобилось какое-то мгновение, чтобы вспомнить, где он находится, и вновь пережить неприятное ощущение от воспоминаний о том, что, увидев его, жена почувствовала себя несчастной. Он лениво взглянул в окно, где занавеси плясали под напором холодного бриза, дувшего с океана и приносящего с собой сырой морской туман. Вставать совершенно не хотелось. Атмосфера в комнате была душной и давящей. Хотелось закутаться с головой в простыни и представить, что он где-то далеко на облаках, парящих над зоной тумана и страданий, плотной стеной окутавших стены этого дома. Он лежал, ощущая слабость в груди и подавляя в себе импульсивное желание встать, упаковать вещи и уехать.
Внезапно он услышал мягкие шаги дочери. Ощущение слабости превратилось в чувство вины, и он приподнялся в постели.
— Ты уже проснулся, папа? — спросила Федерика. Он увидел ожидание на ее лице и большие голубые глаза, смотревшие на него с надеждой. Она ступала тихо, будто считая, что он еще спит, и боясь его разбудить. Ее медленное приближение напоминало действия пугливой лани, не уверенной в том, что за зверь скрывается в постели — друг или враг. Рамон откинул покрывало, так что она могла ясно видеть, что он не спит. Ее лицо засияло и расплылось в широкой улыбке. — Я приготовила тебе завтрак, папа, — сказала она, и ее щеки засияли гордым румянцем. — А мы сможем пойти на берег, несмотря на туман?
