– Может, я шуток не понимаю, зато у тебя нет чувства меры. Ты просто пошляк и циник!
– Ну, чем мне заслужить твое прощение? – жалобно простонал Боря.
– Сам знаешь, чем, – многозначительно кивнула она, беря в руки рюмку, – и я еще посмотрю, прощать ли тебя.
Первую половину воскресенья они провели в аквапарке. Наплававшись вволю, покинули Хельсинки и помчались в сторону границы.
– Как здорово, с Димкой бы сюда! – мечтательно вздохнула Наташа.
– И с Димкой съездим, обязательно. Как тебе город, магазины?
– Знаешь, что меня поразило? Возле супермаркета тележки стоят, и никто их не охраняет!
– Здесь и велосипеды просто так оставляют на улице – у нас бы давно ноги приделали.
– Центр Хельсинки местами похож на Питер.
– Естественно, во времена Российской империи здесь трудились те же архитекторы. Но зато – как чисто! А у нас с этим Ельцинским разрешением торговать везде и всем город просто в помойку превратился!
– Это точно, я тут на площади Мира из метро вышла, и обалдела: народ стоит шеренгами, продают все подряд – посуду, белье, детские вещи, шубы. И между этими рядами протискиваются потенциальные покупатели. А лица и у тех, и у других озабоченные, хмурые, злые.
– Я тоже видел. Грустное зрелище, совсем не похоже на блошиные рынки на Западе. Там в определенных местах тоже торгуют всем подряд, но нет этого ощущения безысходности, да и ассортимент другой.
Они помолчали, и вдруг Наташа спросила:
– Борь, а тебе не бывает стыдно перед людьми, что ты сыт, а они в переходе милостыню просят?
– Мне бывает больно, глядя, как наш народ деградирует, а милостыню просить только безрукий может, остальные в состоянии хоть что-нибудь сделать. Даже полуслепая старушка способна связать пару носок или салфеточку, что порядочные бабульки и делают. А те, кто пустые руки протягивают – обманщики, они на нищенскую мафию работают.
– Все-то ты знаешь, откуда?
– Валера Новоселов рассказывал.
– В метро музыкантов развелось… Одна женщина в переходе с Гостиного двора на Невский так на скрипке играет – заслушаешься!
– Ну, она-то свой хлеб честно зарабатывает.
– Все равно жалко, – вздохнула Наташа.
– Не бери в голову, от наших переживаний ничего не изменится.
– А как же социальная справедливость?
– Справедливость… Еще скажи, коммунизм. Утопия. И знаешь, мне кажется, в Финляндии социализма больше, чем у нас было. Состоятельные люди платят достаточно большие налоги, а государство заботится о том, чтобы малоимущие не страдали.
