Но это не тот ответ, что стоит говорить сегодня.
— Я была в ярости, — выкладываю я. — И считала взрослых либо придурками, либо засранцами, — я выжидающе смотрю в зеленые глаза Остина, пока он не вздыхает и понимающе не кивает. — Я злилась, что мой папа был в раздрае, а мама такая трусиха. И уверена, что знаю, почему придумала Рыбу Рэйзор: он грубый и не всегда понимает Куинн, но в глубине души любит ее и хочет о ней заботиться. Рисовать его самого, как он поначалу не понимает ее человеческую природу, но потом тренирует ее для сражений и в конце концов уступает ей… Я позволяла себе погрузиться целиком в их историю, когда, закончив с домашними делами и уроками, я ночами в одиночестве проводила время в их компании.
В комнате становится совсем тихо, и я ощущаю незнакомое желание заполнить эту тишину словами.
— Мне нравилось наблюдать за Рэйзором, как он начинал ценить в Куинн то, что было не типичным. Она худая и молчаливая. Совсем не амазонка. Ее достоинства — в мелочах: она наблюдательна, доверяет самой себе, не сомневаясь. И я хочу убедиться, что это не упустят. В книге много действий и жестокости, но Рэйзор не строит иллюзий насчет нее, когда она только учится драться. Его поражает, когда она выясняет, как ему противостоять.
Я смотрю на Бенни — сейчас я говорю максимально откровенно о своей книге, и на его лице ясно читается удивление.
— Сколько тебе было лет, когда ушла мама? — догадывается Остин. Он разговаривает со мной так, будто в комнате больше никого нет, и из-за тишины легко представить, что это на самом деле так.
— Двенадцать. Сразу после того как папа вернулся из Афганистана.
Комната, кажется, погрузилась в еще большее безмолвие, и Остин тяжело вздыхает.
— Блин, это дерьмово.
Я наконец смеюсь.
Он снова наклоняется, и его взгляд становится настойчивым, когда он говорит:
— Я очень люблю эту историю. И этих персонажей. И у нас есть сценарист, который сделает из этого шедевр. Знаешь Лэнгдона Макафи?
Я мотаю головой, смущенная тем, что, мне кажется, я должна его знать, но Остин только отмахивается от меня.
— Он обалденный. Спокойный, умный и организованный. И хочет писать сценарий вместе с тобой.
От неожиданности я открываю рот — я буду писать сценарий — но ничего, кроме сдавленного возгласа у меня не выходит.
Не обращая внимания на мое потрясение, Остин продолжает:
— Я не хочу слишком много об этом говорить, ладно? — и сам уже кивает, будто подсказывая. — Я хочу, чтобы получилось все, чего ты хочешь, — наклонившись, он улыбается: — Хочу, чтобы ты увидела, как твоя мечта претворяется в жизнь.
