Какая им разница, как… Молодец, что пришла. А это кто же?
Фринляндкин? И Фринляндкина своего притащила? Умница! Он ведь у тебя гордец, нас, мелкоты, сторонился. Пренебрегал нашим обществом.
Большая честь — познакомиться с блистательным Фринляндкиным, кумиром питерских студентов и вольнодумцев. В основном студенток. Разных педагогических, библиотечных и полиграфических вузов. Люсенька полиграфический кончала. Фринляндкин однажды увидел ее — в кружке любителей русской словесности — и полюбил. Ну, может, не так уж сильно полюбил, однако приветил. За то безмерное обожание, что светилось в ее голубых глазах. Даже стихи ее похвалил…
Интересный тип этот Фринляндкин. То есть не такой уж потрясающе обворожительный, как нам представлялось: довольно даже потрепанный — заспанная, подслеповатая и довольно оплешивевшая фигура. Нет, не врубелевский Демон, никак… А это кто?.. Неужели Люсенькины близнецы? Такие огромные, совсем взрослые?!. Впрочем, что ж я удивляюсь — столько лет утекло…
— Дорогая, — хмурится Мартин, — надеюсь, мы получим сегодня компот?
Что за язвительный тон? Как ему не стыдно! Неужели он не видит, что я и так с ног сбилась? Нет, все — в последний раз все эти гости, торты, компоты! Сидят, ухмыляются, языками чешут! Стол — стадион, до кухни — километр, и ни малейшей помощи! Кстати, как их зовут — Люсиных мальчиков?.. Яша и Петя? Да: Яша и Петя. Яша и Петя Голядкины! Почему — Голядкины?..
— Не мог же я дать им фамилию Фринляндкин! — рокочет папаша близнецов. — В этом мире злобы и лжи!
Люсенька опускает глаза — прекрасные свои и вечно испуганные голубые глаза.
— Это мама, — объясняет она тоненьким звенящим голоском, — мама посоветовала нам, чтобы мы записали детей на мою фамилию.
— Да, — подтверждает Фринляндкин глухо, — незачем давать детям, родившимся в России, фамилию Фринляндкин. Это латышская фамилия, а никак не русская.
— Вообще-то, мне кажется, это еврейская фамилия, — уточняет Амира Григорьевна степенно.
— Да, — соглашается Люсенька робко. — И я, конечно, не хотела, чтобы дети страдали от антисемитизма…
— Голядкина! — фыркает Агнес. — Глупости, враки! Ее фамилия Голубкина.
— К вашему сведению, высокоуважаемая, это одно и то же, — цедит Фринляндкин сквозь зубы. — «Голяд» — это по-латышски голубь!
— Вот как? — Агнес не проведешь, Агнес — это вам не доверчивая Люсенька. — Откуда вы знаете? Вы что, латышский стрелок?
Мне удается наконец отделить от торта бесконечно длинный, липкий, истончающийся к концу ломоть.
