Внизу расстилается все Москва. Множество хаотично разбросанных дворцов, лавок,
изб и сараюшек. Кое-где даже видны огороды. Рядом река. Не очень широкая, уже,
чем у нас, но красивая. За пределами города до самого горизонта поля, поля,
деревни, леса.
Жалко будет покидать эти места. Но надо уехать подальше от старой,
патриархальной Москвы, от доживающих свой век бояр, от стен, помнящих
неистовые бунты. Санкт-Петербург — это окно в Европу. Флот, заводы, Академия
наук… Восходы над Финским заливом не менее красивы. Нет, Финский на западе от
Петербурга. Тогда закаты. А еще белые ночи…
На востоке блеснул первый лучик солнца. Солнца новой эры, в которой все
зависит только от меня. Надеюсь, страна расцветет под моей властью. Надеюсь.
Как бы не случилось обратного.
Где-то на окраине запел петух. Ему отозвался другой, третий, четвертый…
Сколько же тут петухов! Надо спускаться, а то еще поднимут тревогу – царь
пропал. Никто ведь не знает, что я здесь. Ускользнуть от охраны оказалось
проще простого. Стоять в карауле очень скучно, потому гвардейцы постоянно
прикладываются к бутылке. Когда я выходил из дворца, гвардейцы спали вповалку.
Надо с этим покончить. Вдруг кто решит меня свергнуть, а охрана на ногах не
стоит?! Нельзя запрещать гвардейцам пить, иначе они меня и свергнут. Надо
попробовать договорится – пусть на посту они стоят трезвыми, зато потом за
царский счет напиваются. Или лучше сформировать еще один полк, где изначально
будут следить за трезвостью?
Так, что там у нас по плану?
Вчера, я первый раз присутствовал на заседании Верховного Тайного совета.
Слово «Тайный» не означает, что совет собирается тайно на конспиративной
квартире, сейчас так называют очень важные вещи, например тайный советник –
один из высших чинов в стране, а Верховный Тайный совет это что-то вроде
правительства.
Верховникам, членам Верховного Тайного совета, я объявил, что моя болезнь была
ниспослана Богом в наказание за грехи, и я твердо решил жить по-другому. Надо
же как-то обосновать резкие перемены в характере! Отныне я буду присутствовать
на каждом заседании Верховного Тайного Совета и я снова начинаю учиться. Барон
Остерман даже прослезился от радости. Он столько раз настаивал, чтобы Петр, к
которому Остерман был искренне привязан, вернулся к учебе, а тут он, то есть
я, сам требует, чтоб его учили!
Мне действительно необходимо образование. Надо понять, до чего дошла наука,
как и что в нашем государстве происходит. Я даже не знаю, откуда деньги
берутся в казне и куда тратятся!
