Праздношатание | страница 14
Но все это хорошо известно. Моя озабоченность социальным обеспечением весьма специфична. Она относится к маленьким детям, родители которых его получают. Мы знаем, что ребенок должен хорошо освоить язык в течение первых пяти лет. Если этого не случилось в течение этого времени, то не случится уже никогда. Ребенок сможет говорить и, возможно, заполнить анкету, но он никогда не сможет четко выражать свои мысли, он будет понимать мир на уровне комиксов, и, соответственно, его жизнь будут устраивать другие люди. Включая полицию. В своей книге «Голый примат» Дезмонд Моррис говорил, что каждый насильник и убийца начинал свою жизнь «доверчивым крошкой с широко открытыми глазами».
Младенец учится, пристально глядя в лицо своей матери, разглядывая ее и слушая ее. В этом взгляде интенсивность, какой я никогда не видел у взрослых: вопрос серьезен, на кону — жизнь. Ребенок каким–то образом вычленяет из речи синтаксис и грамматику. Лингвистам этот процесс непонятен. Матери знают еще меньше лингвистов, но они понимают, что происходит. У меня есть запись из тех времен, когда мой старший сын учился говорить (первый ребенок лучше всего запоминается):
«В течение тех первых недель и месяцев Джон, бывало, смотрел мне в глаза и, казалось, задавал, сам не зная какой, вопрос. В глубине его глаз, несомненно, не было мыслей. Поэтому так странно смотреть в глаза младенцу. Иногда он хмурился и выглядел неизвестно почему обеспокоенным, но, возможно, я читал в его глазах свое собственное беспокойство».
Если мать ребенка или кто–то другой не могут найти времени для этого взаимного взгляда, то его и не будет. Младенцы, из богатых ли семей или из семей на социальном обеспечении — самые важные из всех людей. В нашей стране дети должны ясно мыслить и быть любознательными, чтобы стать компетентными и жить хорошо. Я не могу понять, почему политикам так трудно это уразуметь? Пропустил ли я что–то?
При всех ограничениях современного рационального ума и при эгоизме власть предержащих, не говоря уже об образовании, обеспечивающем скорее сноровку, чем способность к осознанию, откуда же возьмется мудрость, чтобы пройти через будущие беды? Ясно, что пока здравомыслие одолеет хаос, миллионам предстоит умереть. Я рад, что меня не будет, и что я не увижу грядущие беспорядок и смятение.
Есть две вещи, которые поражают меня в нас, людях: мы необыкновенно жестки и предприимчивы, и, получив пинка, — храбры. Это с одной стороны. С другой стороны, со сверхъестественной безошибочностью мы наступаем и наступаем на одни и те же грабли.