Маша вытирает руки и рот одноразовым платочком и что–то быстро прикидывает в уме. Потом говорит:
— Теперь жди меня здесь. И не скучай — я быстро!
Она скрывается в дверях женского отдела. А я остаюсь ждать. Я часто ее жду. Я привык. У нее всегда мало времени, она всегда торопится. А я редко тороплюсь. Наверное, все дело в складе характера.
Через витрину я вижу, как Маша говорит о чем–то с продавщицей. И быстро находит с ней общий язык. Она умеет находить с людьми общий язык, если хочет. Вместе с продавщицей они с сомнением мнут материал какой–то кружевной женской вещицы и проверяют скрытые шовчики. Потом Маша поднимает к свету и встряхивает крохотные трусики.
Я отворачиваюсь. Успев удивиться, как Маша собирается поместиться в такие трусики. И подумав, что для женщины, наверное, внешний вид белья важен даже тогда, когда его никто не видит.
«Не надо соплей и слез, — говорю я себе, — наша с Машей история — самая обычная. Миллионы людей по всему свету каждый год покидают места, в которых выросли, и едут в другие, где жизнь кажется им ярче и интереснее. Из маленьких городков в большие. Из тихих стран в передовые. Человек стремится в большой мир. Это естественно».
«Но одни едут, а другие остаются, — возражаю я сам себе. — Может быть, дело в той самой жизненной агрессии? Едут те, у кого достаточно для этого жизненной агрессии. А у кого недостаточно — остаются».
Про жизненную агрессию сказал как–то мой тренер. Я несколько лет занимался борьбой. У меня хорошие физические данные. Но дальше второго разряда дело не пошло. «Все у тебя есть, — досадливо говорил тренер. — И сила, и реакция… А чего–то главного не хватает! Злости спортивной, что ли, жизненной агрессивности… Нет желания сломить противника! Зря только я с тобой время трачу…»
Не подумайте, я не переживаю. Ну и пусть! Не все живут для того, чтобы ломать своих соперников. Я убежден, что не на этом держится мир. По крайней мере надеюсь, что не на этом.
Но у Маши жизненная агрессивность определенно есть. Это точно!
Вот она появляется с покупкой. Довольная еще одним маленьким успехом.
— Куда теперь? — спрашиваю я.
— Теперь в библиотеку. К цирку.
Мы выходим из Пассажа. Не на Невский, а на противоположную сторону, на Итальянскую улицу. И останавливаемся в дверях: там затор, идет дождь, люди толпятся на пороге, не решаясь выходить.
Дождь скорее всего короткий. Как будто кто–то мечет с неба тысячи крупных сердитых капель и с яростью разбивает их об асфальт. На тротуарах — бурные потоки, вырывающиеся из водосточных труб. А справа в просвете между крышами — голубое небо и безмятежное солнце. На языке синоптиков это называется кратковременные дожди.
