Процессия приостанавливается.
— Что ты плачешь, Жорик? — громким деревянным голосом цирковой репризы спрашивает его товарищ — белый клоун, с соломенной копной волос на голове, оранжевыми веснушками и накладным рязанским носом–картошкой. Он застенчиво дергает своего решительного друга за рукав.
— Маша уезжает! — отмахивается от него Рыжий.
— Маша уезжает?! — в изумлении хлопает глазами белый клоун. Три черных ресницы, нарисованных на его веках начинают дрожать.
— Уезжает! — капризно подтверждает Рыжий.
Белый еще некоторое время растерянно моргает, потом разевает рот и тоже начинает реветь. Ревет он на терцию ниже рыжего. Из его лба бьют две струи слез, но слезы Белого отчего–то оказываются зеленого цвета. Струи слез скрещиваются в воздухе. Когда клоны трясут головами, их слезы разбиваются друг об друга. Рыжий поворачивается к нам и в притворном исступлении мотает головой, специально поливая нас с Машей струями слез. Маша отряхивается и хохочет.
Балаган, подхватывая печальную новость, волнуется, и артисты один за другим принимаются рыдать и подвывать на разные голоса. Кто–то чихает и блеет, а кто–то кричит петухом.
Маша смеется. Но она, явно, растрогана.
— Откуда они узнали? — взволнованно спрашивает она.
Я в ответ пожимаю плечами.
Сквозь толпу к нам пробивается грустный Пьеро с набеленным лицом.
— Прекрасная Маша! — трагически восклицает он. — Зачем ты уезжаешь? Как же мы здесь без тебя?
Пьеро с робким вопросом смотрит на мою Машу. Маша неестественно смеется и ничего не отвечает.
— Прими от меня этот подарок.
Пьеро выпрастывает руку из бесконечного рукава, расстегивает какую–то незаметную пуговку у себя на груди и достает из потайного кармашка большое выпуклое стеклянное сердце. Он робко протягивает ладонь со своим сердцем Маше, но тут кто–то неловко толкает его под локоть, сердце падает на мостовую и разбивается на мелкие кусочки.
Пьеро замирает над ним в трагической позе, а потом безнадежно сникает: он так и знал. Вечное невезение — вот удел комедианта.
Наконец, когда все нарыдались и накричались вволю, Рыжий властным движением руки останавливает плач, как будто одним мазком собрав из воздуха слезы товарищей и скомкав их в кулак. Со значительным видом он вытаскивает из–за пазухи и напяливает на нос очки без стекол и достает из кармана бережно свернутый лист неведомой партитуры. Невесть откуда в его руках появляется дирижерская палочка.
Он поднимает палочку, и угомонившиеся артисты, торопливо подталкивая друг друга, выстраиваются в две колонны, по обе стороны нашей коляски. Балаган становится серьезен, у каждого в кармане оказывается какой–то музыкальный инструмент: у кого–то флейта, у кого–то дудка, у кого–то трещотка.
