В течение первых двух недель одна из моих обязанностей в конторе состояла в том, чтобы ровно в одиннадцать часов приносить мистеру Уилдингу пинту молока и две галеты. Мистер Уилдинг опускал газету на колени, тихим голосом справлялся о состоянии дел на бирже, потом говорил: «Спасибо, Гарри», — и снова брался за газету. Хотя ни о чем другом мы обычно не разговаривали, после двух недель у меня сложилось впечатление, что мистер Уилдинг сумел хорошо узнать меня.
«Мистер Уилдинг хочет…», «Мистер Уилдинг полагает…» — часто слышалось в конторе, но я так и не мог понять, как и кто мог знать, чего хотел или что полагал мистер Уилдинг.
В то время когда я начал работать в фирме, новичкам обычно платили триста долларов в год. Хотя, казалось, сам воздух в конторе был пропитан деньгами (как раз в те дни стали резко повышаться цены на акции фирм, выполнявших военные заказы), мы, новички, работали не за страх, а за совесть, не думая о деньгах. В конторе нас, начинавших в тот год свою карьеру, было шестеро — все выпускники Гарварда и все с хорошими связями. Утром каждый из нас получал список лиц, как правило, очень несговорчивых, уже не раз отвергавших настойчивые предложения других служащих фирмы, и отправлялся соблазнять их ценными бумагами, которыми в тот момент занималась наша фирма. Вместе со списком мы получали и подробное описание самих бумаг, причем предполагалось, что мы должны назубок знать все достоинства нашего товара. Целый день мы ходили из конторы в контору в деловом районе города, но я бы не сказал, что это занятие можно было назвать работой.
Если мне и удалось в то лето продать кое-какие ценные бумаги новому клиенту, то это событие не запечатлелось у меня в памяти. Зато я сделал настоящее открытие, когда убедился, как много, оказывается, у меня связей по линии семьи и как обширен круг знакомств отца.
— Здравствуйте, — говорили мне. — Значит, вы сын Джона Пулэма?
Я бы чувствовал себя гораздо лучше, если бы сумел убедить какого-нибудь нового клиента купить хоть одну ценную бумагу. Как-то я заговорил об этом с мистером Уитзерсом, но он ответил, что со временем все придет. Лет десять назад мистер Уитзерс играл защитником в команде Гарвардского университета и все еще сохранял прежний боевой дух. Когда он инструктировал в своем кабинете коммивояжеров по продаже ценных бумаг, голос у него становился, как у сирены; мистера Уилдинга он называл в таких случаях «дядей Фрэнком».
