Что-то в его тоне заставило меня почувствовать себя пристыженным.
— Спасибо, — поблагодарил я. — С удовольствием составлю вам компанию.
Юноша встал.
— Очень мило с вашей стороны, — сказал он и после короткой паузы, глотнув слюну, добавил: — Вы первый человек в Гарварде, про которого я не могу сказать, что он — богатенький прохвост.
Я не мог отделаться от неприятного ощущения, что совершаю опрометчивый поступок, связываясь с каким-то сомнительным субъектом, и в то же время был польщен.
В комнату вошел Джо Бингэм и недоверчиво, как и я сам вначале, взглянул на Биля Кинга.
— Мой знакомый мистер Кинг, — объявил я.
— Алло!
Вслед за Бингэмом вошел Боджо Браун.
— Привет, ублюдки! — крикнул он, но, заметив Биля Кинга, замолк.
— Это мой знакомый мистер Кинг, — обратился я к нему.
— А я думал, что это агент по продаже книг. Вы случайно не родственник Кинки Кинга?
Биль отрицательно покачал головой.
— Вот и славно. Я так и думал. Черт возьми, а кто же вы? Я никогда вас тут не встречал.
Затем пришел Стив Роули, а за ним Боб Кэррол. Они тоже принялись разглядывать Биля Кинга, но я уверен, что никому из моих приятелей и в голову не пришло, что мы познакомились с Билем всего лишь несколько минут назад, а потом было уже поздно объяснять им это.
Еще ни с кем я не проводил время так, как в тот вечер с Билем Кингом. Миновав оживленные улицы Норт-Энда и Сколли-сквер, мы оказались в совершенно незнакомой мне части Бостона. Я заметил, что Биль чувствует себя здесь как дома. Давно уже исчезнувший отель «Нью-Ингленд-хауз» в то время находился в деловой части города, за тускло освещенным рынком. В подвале гостиницы, пол которого был посыпан опилками, мясники в засаленных фартуках пили эль; наверху, в ресторане, за письменным столиком в углу сидела старая дама, а над ней висел попугай; тут же терлась жирная шелудивая собака, обнюхивавшая каждого посетителя. На длинных столах стояли тарелки с хлебом, масло и банки с пикулями; здоровенные официантки визгливыми голосами выкрикивали в люк для подачи блюд заказы посетителей. Мне еще никогда не доводилось видеть ничего похожего, но для Биля Кинга все это было, кажется, не ново. Потом мы заглянули в одно местечко и пили пиво из оловянных кружек, затем побывали в кинотеатре и в кабаре, где какой-то артист выделывал всякие штуки на роликах, а зрители распевали вместе с артистами популярные песенки.
Биль обладал способностью всюду чувствовать себя как рыба в воде, даже у нас в доме, когда я пригласил его на воскресный обед. Настойчивое желание родителей познакомиться с моими друзьями часто приводило меня в глубочайшее смущение — я-то знал, как чувствовал себя, когда встречался с родителями моих друзей. Как правило, это были чудаковатые люди, чаще всего неумные, с неуклюжими манерами. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь подумал то же самое о моих родителях, но отец и мать все время уговаривали меня пригласить одного из моих приятелей на воскресный обед. На Биле Кинге я остановился, должно быть, потому, что он был человеком совсем другого круга и не мог ни с кем поделиться своим мнением о нашей семье.
