— Уже несу другие ножи, господин… — пролепетал еще минуту назад наглый кельнер неопределенного возраста и національности.
— Говорила, лучше идти в «Савой», там ножи всегда острые, — сказала Генця.
Она хороша, как сама нечиста сила, думав Дмитро, де вона взялась на мою тяжелую голову? Разве такой должна быть жена украинского рыцаря? Украинская жена должна быть поштива, учтивая к мужу, чертики глазами не пускать, уметь хорошо готовить, принарядить дом, себя, детей и мужа, а первое, то уметь молчать. Должен быть чуть унылая, при шитью или плетенню петь, а к мужу улыбаться, и никоим образом не пискувати. Потому…
А эта Генця — какое-то чудо… Но красивая…
— А ты откуда знаешь, какие ножи в «Савой», которая холера тебя туда водила? Может, за румынскими офицерами волочилась по том кабаке? Говори правду!
— Разбежалась, все брошу и начну тебе говорить правду. Кавалеры водили! А что, должна была ждать, пока ты Гитлеру молот носил? Собрались два душегубы на большую дорогу — Адольф Алоизович и Митро Теофільович — два сапога пара.
— Это твои большевички тебя этих фіглів научили?
— Мне до лямпы те большевики, как и твои национал-социалисты, всем чтобы кровушку пить, а русский язык знать не помешает.
— Зачем он тебе? Еще немного, и его не будет.
— А что будет?
— Проше ножи, господа, — подошел кельнер, живо полируя два ножа салфеткой, положил один возле тарелки Генці, нагнулся к Дмитрию, хотел положить второй. Дмитрий выхватил из его рук нож, стал разглядывать, крутить себе перед глазами.
— Кельнере, — сказала Генця.
— Да, панно.
— Иди, неси, что там имеешь.
— Прошу, — пролепетал офіціянт.
— Неси заказ! — немного повысила голос Генця. Кельнер побежал.
— … потому что тут тебе сейчас скажут, что ножи короткие, — продолжила девушка, когда кельнер уже побежал, хитро поглядывая на Дмитрия. — Здесь есть любители длинных ножей.
— Не буду я их резать короткими ножами, — добавил Дмитрий, положив нож на стол. — Ножи длинными должны быть!
Генця начала плакать. Погладила Дмитрову руку, смотрела в его глаза, затем, засунув свои пальцы под манжет его рубашки, сказала сквозь слезы:
— Бедный, бедный, мой любимый заризяко.
Ток побежал по его руке, теплая золотистая волна прокатилась по телу сверху вниз, Дмитрию глаза покраснели, взгляд увял, как эти фиолетовые хризантемы в хрустальном из банка на столе.
— Пойдем, Генцю, — сказал сомнамбулично.
— А ужин?!
— А так, мы же еще не ели. Кельнере!
Кельнер принес маринованная сельдь с луком и маслинами, свежие огурцы и помидоры, порезанные и присыпанные петрушкой и укропом, покраяний хлеб.
