— Кто, кто? Большевики! — сказал румын.
— Действительно, это на русском языке что-то вроде наше ферфлюхтер швайн, или как там?
— Да, господин полковник, — пробормотал мадьяр.
— Рюмку цуйки? — спросил Дмитрий.
— Охотно.
Все выпили. Заедали молча. Потом снова пили. Впоследствии, когда Дмитрий возвращался из тамбура, он услышал разговор своих милых попутчиков, что неслась из-за чуть приоткрытых дверей. Он стоял, слушал и радикально трезвые.
— Говорю вам, это покручи поляков и москалей! — кричал румынский майор.
— Нет, — визжал мадьяр, — это нечто среднее между цыганами и жидами, а разговаривают на прогнившей словацком.
— Их мы будем разводить на фермах. Как кріликів, — мечтательно лепетал немец.
— Они живут в землянках, а питаются корнями, — говорил румын.
— Одежды не знают, ходят в шкурах, — твердил мадьяр.
— Ими мы будем пахать, чтобы не мучить лошадей, — дальше немец мечтал.
— Они дошли до того, что пробовали намекать, будто Буковина, Бессарабия и вся Транснистрия аж до Таганрога не исконная румынская земля, а что-то имеющее к их так называемой Украины, — вычитывал как из писаного румын.
— И никакой Украины, господа, нет, не было и быть не может, — говорил немец, — будет райхскомиссариат, который мы с фюрером пока условно называем «Украина». Впоследствии все это будет Великонімеччина, от Атлантики до Урала.
— Подкарпатье — нам! — крикнул мадьяр.
— Вам, вам, — успокоил его румын, подливая цуйки. — Подкарпатье вам, а Трансильвания — нам.
— А тех извергов, что там живут, — в конюшнях держать! — верескнув немец.
Здесь Дмитрий сквозь алкогольный туман утямив, что говорят они не про что-то другое, как таки про Украину и украинцев. Первым молниеносным желанием было ворваться в купе и тремя точными вышколенными приемами вернуть эти три глупые союзнические головы в позе «искреннее удивление». Он уже схватился за щеколду, как мозг обожгла молниеносная мысль: «Если этот немота так говорит о нас, то этого не может не знать большой фюрер Адольф Гитлер. А если он это знает, — а Гитлер о своих есесманів знает все, — и этот болван, вместо того, чтобы гнить в земле, едет на дефиляду, то большой фюрер… Да быть этого не может! А может… Может, Гитлер такого же мнения об Украине и украинцах? Га?»
Дмитрий вон протрезвел и медленно, как лунатик, вошел в купе. Попутчики замолкли, в них почему-то вдруг появился аппетит. Немец с откровенным страхом осматривал здоровенную Дмитрову постать. Румын ел ветчину и внимательно смотрел в окно, мадьяр ковырялся в зубах ножом с надеждой отыскать там хотя бы крошку конины.
