Некоторые мемуаристы полагают, что немцы, кстати сказать, не издевались над жителями захваченных территорий, не бесчинствовали без смысла. Зато приказания исполняли пунктуально. Отлавливали ребятишек во время еврейских облав и казней (это была у них программа). Отступая, жгли деревни (тоже программа: чтобы наступающие русские не нашли крыши над головой). Попавший же в плен немец добрел: с благодарностью подкармливался из рук наших жалостных вдов и сам делился, выказывая любовь к нашим мальчишкам, вооруженным рогатками. Немец есть немец…
В общем невыносима гремучая смесь ненависти и жалости, встающая из воспоминаний тогдашних детей войны.
«В садик я больше не пошла, а с 6 лет начала зарабатывать себе на обед – помогала соседям управиться с ребятишками, помыть посуду, что-то принести, и меня за это кормили…»
В садик – ладно, а в школу нельзя не пойти, потому что школа – это не только классные занятия («чернила делаем из шелухи черных семечек и заливаем прямо в отверстия на партах, куда чернильницы ставят, но чернильниц-непроливаек нет»), это еще и трудфронт («начинается сенокос, мы с взрослыми ночью копним, скирдуем граблями»…). Где фронт, где тыл?
А урожаи где? Их нет, потому что поля вытоптаны скотом: скот массово перегоняют на восток, чтобы не достался немцам…
В городах школьные здания частью отданы под госпитали (и тут уж не уследишь, кто кого подкармливает: раненые учеников или ученики раненых).
Война – всюду, это всеобщее состояние, из которого нельзя выйти и которое нельзя подделать.
Два-три штриха – чтобы нынешний читатель попробовал вжиться в ситуацию: она не так-то легко укладывается в привычные гуманные нормы, а в военное время укладывается только в линию прицела.
Беженка с ребенком на руках – спасается от германского нашествия. Эшелон разбомбили – идет пешком, сотни верст по донской степи, на восток, к Волге.
Ее обгоняет наша отступающая пехота. Иногда спрашивают:
– Как сына зовут?
– Фридрих, два года.
– Немец, что ли?
Не столько тогдашним встречным, сколько им, нынешним читателям, она объясняет, что сына назвали в честь Фридриха Энгельса.
Хорошо объяснить состояние души именем одного из великих основоположников марксизма. Но надо же представить себе состояние душ, – когда от волжского города, названного в честь того самого основоположника, снаряжают в ссылку граждан Республики Немцев Поволжья.
Пятилетний немчик Петер Штарк (в будущем – летчик советской гражданской авиации) вспоминает:
