— Ах!.. — говорит мама, спускаясь по лестнице. — Вот уж, кажется, ничем Бог не обидел, всего послал в избытке, так нет, надо изобрести себе такое мучение! Сотня мерзких, вонючих котов! Как человек умеет испакостить собственную жизнь…
Мама занимается со мной русским языком и заставляет учить наизусть стихотворения. «Я теленочка кормила у завалинки, навсегда ему велела: будь ты маленьким…»
Русский оказался еще хуже французского, столько слов с буквой «д», и каждому «д» нужно заводить хвост наверх. Мама так хочет. Вместо буквы у меня получается какая-то кривая восьмерка, и мама дерет меня за уши.
— В школе учат писать «д» как «у», — реву я. — Все девочки пишут хвостик вниз…
— Меня не интересует, что делают все! — говорит мама. — Все бросятся в колодец, и ты тоже? Они пусть делают, как хотят, а ты будешь писать так, как писал мой отец и как пишу я!
Прасковья Федоровна будит меня:
— Вставай, вставай скорей! Отец твой вернулся!
Я вскакиваю. Мамы нет в комнате. Я бегу в кухню на балкон. Внизу сгружают вещи с машины, мама обнимает военного. Это мой папа!
— Папа! — кричу я, но он меня не слышит.
Я бегу в коридор, открываю дверь квартиры. Лифт едет наверх. Как долго он подымается! А вдруг в нем вовсе не папа? Вдруг папа все еще стоит там, возле машины?
Военный выходит из лифта, подхватывает меня на руки и подымает высоко над головой. Потом прижимает к себе и несет в комнату.
— Сиди здесь, — говорит он, — сейчас я тебе что-то покажу.
Он уходит. Я жду.
— Оденься хотя бы, — ворчит мама. — Сидишь в одной рубахе.
Папа возвращается с большим чемоданом.
— Ого! — говорит бабушка.
Пока он отпирает замки, она заглядывает ему через плечо. Папа подымает крышку — в чемодане много-много кукол.
— Ты сдурел! — говорит мама. — С ума сошел, ей-богу!
У всех кукол настоящие волосы и закрывающиеся глаза. Два голыша совсем одинаковые, только один беленький, а другой — негритенок. У беленького голубые глаза и длинные мягкие локоны, а у негритенка глаза карие и волосы жесткие и курчавые.
— Павел Александрович, разве это пупэ? — восхищается бабушка. — Они же совершенно как живые!
— Я за ними специально ездил в Швейцарию! — хвастается папа. — В Швейцарии делают самых лучших кукол.
— Внученька, дай мне подержать! — просит бабушка.
Я протягиваю ей малышей, оба начинают плакать.
— Вы подумайте! — пугается бабушка. — Совершенно живые! Нет, даже у губернатора не было таких!
— Сумасшествие… — вздыхает мама.
Одна кукла одета в черное мягкое платье с серебряной вышивкой. Платье закрывает ей ноги, а руки и плечи открыты. На ножках у куклы серебряные туфельки на высоких каблучках, но она хорошо стоит на полу и совсем не падает. Золотые волосы завиты в локоны, лучистые глаза открываются и закрываются, длинные черные ресницы касаются бровей. В маленьком носике видны розовые ноздри, и щечки тоже розовые. Красные губки слегка приоткрыты, на тоненьких пальчиках блестящие ноготки.
