Эге! Противный Старикашка. С Плетеной Корзиной в руке. Из Корзины кое–где выбиваются несколько прутьев. Он направляется к булочной. А что тут?
Ага! У дверей булочной образовалась небольшая пробка. Дело в том, что Длинный — Предлинный Гражданин, выходя из двери, поднял над головой длинный–предлинный батон, чтобы не поломать его в толкучке, и угодил им прямо в дырку Чугунного Калача, висящего над дверями булочной на красивом витом кронштейне. Пока он пытался высвободить свой батон, и приключилось столпотворение.
Вот тут–то и должен был появиться Противный Старикашка со своей не менее противной Корзиной, чтобы попортить ею чулки и колготки ничего не подозревающим женщинам, попавшим в сутолоку у дверей и от души сочувствующим увязшему батоном в калаче Гражданину…
Ну, знаете!.. Это запрещенный прием! Во–первых, колготки нынче стоят не так дешево, чтобы менять их после каждого похода в булочную, а во–вторых, у женщин и без этого хватает забот и огорчений. Так что пусть Противные Старикашки ходят по магазинам по утрам, когда там не бывает народу.
И правильно, что Молодой Художник раздумал вставлять эту маленькую пакость в свой фильм. Он затянулся новой сигаретой и о чем–то задумался, разрывая на мелкие клочки Старикашку с его Корзиной.
Старенькая Кинокамера не стала отвлекать его от грустных — это было видно — мыслей. Она решила воспользоваться паузой и, близоруко прищурившись, стала всматриваться в сиреневую полоску неба.
Какое оно все–таки настоящее получилось у Художника! Сам его цвет, кажется, наполнен звуками заката. Если бы не этот непрекращающийся шум на Узенькой Улочке, можно было бы расслышать и звенящую тишину, и перешептывание облачков, и пересвисты ласточек — маленьких неустанных тружеников. Конечно, они там — ведь до наступления темноты им много дел надо переделать. Что ни говори, а так радостно и свободно трудиться возможно, только имея крылья.
И снова Старенькой Кинокамере показалось, что она видит их — крошечные юркие капельки на острых, полумесяцем, крыльях. Она приподнялась на цыпочки.
— Ой–ой! — Это скрипнул Старенький Штатив. — Не забывайте, у меня все–таки радикулит!
Старенькая Кинокамера очень деликатно попросила еще са–амую капельку, еще совсе–ем немножко приподнять ее над мостовой. Вот–вот–вот…
Но что это?! Она… Не может быть!.. Она — ВЗЛЕТАЕТ!
У–у–ух! Вот она уже поднялась над головами прохожих, только что толкавших ее сумками и плечами…
У нее захватило дух.
