Я знаю этот взгляд. Взгляд Преданного Полководца. От одного этого взгляда целые войска начинали дрожать в своих сандалиях. От этого взгляда я пускался в плач в те времена, когда сам был еще юным изнеженным принцишкой. Но теперь, после всего пережитого, после всего, через что пришлось пройти моей родине, он меня лишь злит.
– Вот так ты поступишь со своей плотью и кровью, Массарим? – то были его первые слова. – Пойдешь на обман? На измену?
Я смотрю прямо в его серые суровые глаза, пытаясь разглядеть в нем того человека, кем я когда-то восхищался и кого безмерно уважал.
– Могу спросить тебя о том же, – отвечаю я. – Для короля его народ есть его собственная плоть и кровь. А ты позволил им умереть. Это ли не измена в чистом своем проявлении?
– Вина лежит на королеве, – кричит он, – и на тебе, неблагодарный подлец…
– Тогда ты смотрел сквозь пальцы на дела матери, а теперь обвиняешь ее? – возмутился я. – Почему же ты молчал, когда она нарушила баланс сил Атлантиды? Когда она, даже не задумываясь о возможных последствиях, копалась в этой силе и экспериментировала над ней? Когда она вытянула ее из земли и заключила в семи сферах…
– Кража этих сфер – вот что привело к разрушениям! – ревет он. – Вы развлекались с ними! Строили из себя богов!
Этот спор меня утомляет. Меня ждет работа.
– О последнем я искренне сожалею, – признаю я. – Но я быстро осознал, что ошибался. Я вернул их. Если ты прав, все должно было прийти в норму. Не так ли?
Король молчит.
– Зачем было это землетрясение, мой король? – спрашиваю я. – Зачем все эти монстры?
Он отворачивается.
– Истощение силы – дело рук матери, не моих, – продолжаю я. – Она разрушила Атлантиду. Оставь мы локули там, и они бы затонули вместе со всем континентом. Лишь забрав их и спрятав в безопасных местах – украв, как ты изволишь говорить, – мы сохранили надежду на восстановление нашей родины. Умы будущего, великие умы, что во многом превзойдут наши, найдут способ. Я не ищу славы, я не настолько глуп. Я хочу сохранить локули для будущих поколений в самых удивительных произведениях человеческой мысли и рук. – Я указал на мраморный блок впереди. – Узри Зевса, отец! Разве он не выглядит как живой человек?
Ни на человека, ни тем более живого этот кусок мрамора никак не походит. В нем едва можно различить спинку огромного трона и грубые линии того, что однажды, согласно задумке, станет объемным изображением могущественного бога. Зодчих больше привлекала идея Зевса стоячего, но ни один храм не смог бы вместить подобную величественную скульптуру. Поэтому он сидит на достойном его царском троне, надежно утвердив ноги на постаменте. Его посох высекли отдельно, и сейчас он стоит сбоку от мраморного блока. Рядом с локулусом силы.
