быть вместе. Хотя, я не стану носить эти зауженные джинсы.
Я пытался сохранять течение этого разговора в позитивном русле. У нас был
такой прекрасный день, и я не хотел его портить.
Ливви передала мне кастрюлю для полоскания.
- Я думала об этом. И поняла... что, возможно, это хорошая идея. Тебе может
показаться странным, но когда они изменили мое имя, я ощутила свободу выбора в
том, кем хочу стать. Ливви была грустной девочкой. Ее слишком сильно заботили
ненужные вещи, и она позволяла другим людям собою пользоваться. София знает себе
цену, и больше ни от кого подобного не потерпит.
Меня не волновали ее слова.
- Ты никогда ничего не терпела. Ты - самый сильный человек из всех, кого я
знаю. Даже сильнее меня.
Я сглотнул.
- Но я понимаю, о чем ты говоришь. Рафик назвал меня Калебом после того, как
он...
Я не мог произнести слова 'спас'. Рафик никогда меня не спасал.
68
Эпилог. С. Дж. Робертс.
- До этого у меня было менее лестное прозвище.
Передав мне очередную тарелку, Ливви встала ближе ко мне. При каждом
движении, наши руки соприкасались.
- Какое?
Я произнес имя на арабском.
- Звучит не так уж и плохо. Что с ним не так?
Мне пришлось усмехнуться, чтобы уберечь себя от других эмоций.
- Это означает пес. Меня звали псом.
Взяв тарелку у Ливви из рук, я прополоскал ее, и положил в посудомоечную
машину, не желая встречаться с ее потрясенным взглядом.
- Почему люди...? Мир чертовски отвратителен.
Перестав возиться с посудой, Ливви обняла меня сзади за талию.
- Я думаю, что ты чудо, Джеймс. И считаю, что ты заслужил быть счастливым.
Мы оба заслужили.
Я продолжал полоскать тарелки.
- Не уверен, что ты права, София. Я знаю, что ты заслужила счастье. И кого-
нибудь... лучше меня, но я эгоистичен. Я хочу тебя. И хочу настолько сильно, что
пытаюсь быть тем самым лучшим. И все-таки, я не удивлюсь, если ты решишь, что
этого слишком мало, и уже слишком поздно. Я не стану находиться здесь дольше, чем
ты того желаешь. Клянусь.
Я не упомянул, что в этом случае, я сойду, мать его, с ума. Ведь я совершенно не
знал, что буду делать, если Ливви не захочет быть со мной. Мне не к чему было
возвращаться, кроме убийств и контрабанды. Разве я стал лучшим человеком?
Наверное, нет. Я становился лучше, только когда жил ради Ливви. Я чувствовал себя
бомбой с часовым механизмом.
