остальным присутствующим сказала, - я благодарна за мою семью, моих друзей и за
все это угощение. А теперь, пожалуйста, давайте уже к нему приступим!
Рассмеявшись, все согласились, что пора начать есть. Взяв свою вилку, я воткнул
ее в индейку, и стал жадно жевать.
Это был мой первый День Благодарения, и я тотчас решил, что мы будем
праздновать его каждый год. За ужином я слушал, как Ливви говорила со своими
друзьями об учебе и просмотренных ими фильмах. Дело дошло до работы Стэнли
Кубрика, которую они обсуждали на занятиях. Клаудия и Рубио были его фанатами,
но, по мнению Ливви, у этого режиссера отсутствовала способность передавать
зрителю основную идею фильма.
- Все это болтовня о Заводном Апельсине, как о якобы культовом кино всех
времен, и все в таком духе, - начала Ливви с набитым индейкой ртом.
- Две трети посмотревших эту работу, ничего, нахрен, не поняли. Это никакой не
шедевр. Большая часть людей, называющих его блестящим - идиоты, которые его не
поняли, но притворились, что поняли, лишь бы их не назвали идиотами, что делает их
трусливыми идиотами. Фильм мог быть гораздо лучше. Кубрик мог донести свою
идею гораздо четче, вдохновившись рядом не придуманных диалогов о человеческой
природе, обществе и психологии, как методе лечения. Но вместо этого, всем
запомнилась только сцена насилия. Это глупо.
- Должен не согласиться, - сказал Рубио.
- Я думаю, это абсолютно понятное кино о том, что общество не заботит
собственное саморазрушение. Его не заботит сама болезнь - оно хочет лечить только
симптомы. Общество не заботит то, что Алекс - насильник, или то, что сделало его
таким социопатом. Обществу нужно, чтобы его наказали и 'реабилитировали'. Но в
нем отсутствует такое понятие, как контроль поведения. Это должен быть выбор,
человек должен выбрать в пользу хорошего, и единственное основание, по которому
он становится лучше - наличие некой причины. Алекс был насильно реабилитирован
посредством терапии отвращения, но вернувшись в общество, и, столкнувшись с
насилием, которое в нем до сих пор преобладало, он снова стал насильником. Это
часть человеческой натуры. И Кубрик выразил это наилучшим образом.
- Я знаю, о чем был фильм, Руби. Я его поняла. Но мое понимание заключается в
том, что Кубрик был так увлечен изображением антиутопического будущего, что не
